Все приключения Шерлока Холмса - Джон Диксон Карр, Артур Конан Дойль (2014)

– Будет тебе, милая, будет. Не волнуйся и не бойся за меня. Я сам член ложи. И сказал об этом твоему отцу. Может, я не лучше других, так что не делай из меня святого. Возможно, ты и меня возненавидишь после того, как я это сказал?

– Ненавидеть тебя, Джек? Никогда в жизни! Я слышала, что в принадлежности к ложе ничего дурного нет нигде, кроме этой долины, так почему мне хуже думать о тебе из-за этого? Но если ты член ложи, Джек, почему бы тебе не познакомиться с боссом Макгинти? О, скорее, Джек, скорее! Расскажи ему все первым, пока ищейки не пошли по твоему следу.

– Я подумал то же самое. Иду туда немедленно и все улажу. Скажи отцу, что сегодня я переночую здесь, а завтра утром найду другое жилье.

Бар в салуне Макгинти, как всегда, был переполнен; это злачное место посещали все самые подозрительные личности в городе. Макгинти притягивал их к себе. Его грубоватая веселость была маской, за которой скрывалось что-то темное. Он держал в страхе не только город, но все тридцать миль долины и поселки. Этого было достаточно, чтобы люди заполняли бар: никто не позволял себе пренебрегать его расположением.

Макгинти не только обладал тайными силами, которые, по общему мнению, применял самым безжалостным образом, но и занимал высокое общественное положение муниципального советника и уполномоченного по дорожному строительству. Должность эту он получил благодаря дельцам, надеявшимся на его поддержку. Размеры муниципальных налогов были огромными; общественными работами откровенно пренебрегали, подкупленные ревизоры не копались в счетах, а добропорядочного гражданина заставляли угрозами раскошеливаться и помалкивать, чтобы с ним не случилось чего плохого.

Поэтому из года в год бриллиантовые заколки Макгинти становились все более броскими, золотые цепочки на шикарных жилетах все более массивными, а салун все расширялся и расширялся, пока не занял чуть ли не целую сторону Рыночной площади.

Макмердо распахнул дверь салуна и стал пробираться сквозь толпу в прокуренном, пропахшем спиртным воздухе. Помещение было ярко освещено. Громадные, с массивной позолотой зеркала на всех стенах отражали и усиливали этот слепящий свет. Несколько барменов, сняв пиджаки, торопливо смешивали напитки для гуляк, облепивших широкую, обитую медью стойку.

В дальнем конце, опершись на нее, стоял с сигарой в углу рта сильный, крепко сложенный человек. Это и был знаменитый Макгинти, с окладистой бородой, с гривой черных, ниспадавших на воротник волос и смуглый, как итальянец. Его черные глаза с легким прищуром имели весьма зловещее выражение.

Все прочее в этом человеке – благородные пропорции тела, правильные черты лица, непринужденность – соответствовало его напускному общительно-свойскому виду. Казалось, у этого грубовато-благодушного, простого человека наверняка доброе сердце, какими бы неучтивыми ни были его слова. И лишь когда безжизненные, темные, бездонные и беспощадные глаза Макгинти обращались к посетителю, тот внутренне сжимался, чувствуя, что стоит лицом к лицу с беспредельным потаенным злом, с силой, смелостью и хитростью, делающими его в тысячу раз опаснее.

Разглядев как следует этого человека, Макмердо со своей обычной смелостью протиснулся вперед сквозь небольшую группу подхалимов, которые пресмыкались перед своим могущественным главарем и громко смеялись любым его шуткам. Отважные серые глаза молодого незнакомца бесстрашно посмотрели сквозь очки в неподвижные черные глаза, устремленные на него.

– Что-то не припомню твоего лица, молодой человек.

– Я здесь недавно, мистер Макгинти.

– Не так уж недавно, чтобы не обращаться к джентльмену как положено.

– Советник Макгинти, – подсказал кто-то из подхалимов.

– Прошу прощения, советник. Я еще не знаю здешних обычаев. Но мне посоветовали повидать вас.

– Ну вот, ты видишь меня. Я перед тобой. Что скажешь обо мне?