Низший - Руслан Михайлов (2019)

И мы двинули, вразнобой затопав по коридору. Решившие остаться проводили нас ругательствами и пожеланием сдохнуть, заодно заклеймив как дешевку продавшуюся за пустышку.

— И что делают бурлаки? — спросил я у девушки баскетбольного роста, обладающую невероятно длинными ногами, но при этом делающую такие до странности мелкие шаги, что я без труда держался рядом — к ее неудовольствию. Ну да — она в майке, шортах, кедах и зеленой бандане. Еще и старые налокотники имеет защитные. А рядом с ней шлендает босиком гоблин в криво сидящих трусах…

Оценив меня опытным взглядом, она скривила губы в усмешке:

— Скоро узнаешь. Тяжко тебе придется. Лучше сразу откажись.

— Не — улыбнулся я — Я сперва окунусь. Потом уж решу. Вдруг мне понравится?

— Придурок.

— Может и так — вздохнул я, поправляя шорты — Может и так… Топать еще два километра. Может скрасим дорогу интересной беседой?

— Отвали.

— Значит не скрасим… — чуть замедлившись, поравнялся с идущим сзади — Погоды коридорные нынче так себе, да? Сквозит и сквозит…

— Заткнись и сдохни.

— Ясно — вздохнул я и, глянув на еще одного чем-то крепкого недовольного, сказал — Вот удивляюсь — чего вы в зубы получить не боитесь после таких пожеланий? М?

— Ты чего?

— Без зубов что делать будешь? Как новые клыки отрастишь, жучара ты потенциально шепелявый…

— Где отращу… разве что эльфы знают! Иди молча, а? И не надо меня бить… я и так гоблин жизнью битый. Сдохнуть бы уже. Да вот что-то все никак…

— Это не ответ.

— Ответ на что?

— Выпадаешь из темы, гоблин ты чертов — досадливо сморщился я, в глубине души жутко радуясь, что удалось зацепиться языками, пусть не с помощью вежливости, а угрозами, и разговор пошел — Почему по зубами не боитесь отхватить?

— Почему не боимся? Я вот боюсь. Зубы жалко. Да и больно ведь. Да все боятся — разве что кроме червей и самых опущенных зомби. Этим терять уже нечего. Да они такое повидали, через такое прошли…

— Но мне все через раз желают сдохнуть.

— Может добра желают? — робко улыбнулся беседующий со мной мужичонка, чья дистрофичная стать радовала мое сердце — я не главный задохлик в стаде. Есть и похуже меня.

Именно в стаде. Со стороны глянуть — без слез не обойдешься. Почти два десятка доходяг бредут по освещенному безликому коридору с опущенными головами, шаркают, шатаются, порой постанывают. Мы как стадо отбракованных тощих коров, отправленных на фабрику по производству собачьего корма.

— Тогда сдохни — буркнул я, старательно улыбаясь — В смысле — живи долго и счастливо. Тебе нравится?

— Да серьезно не знаю — вздохнул мужичонка — Тут на окраине все так говорят. Сдохни! Вроде как — отвали от меня, не доставай. Я тоже не сам ведь это придумал. В начале, когда только появился тут с чужими руками и ногами, тоже всех спрашивал. И каждый раз нарывался на «Заткнись!», «Сдохни!», «Отвали!». Вот и привык. Здесь все так живут, одиннадцатый.

— Тут я с тобой не согласен, семьсот девятый — покачал я головой, вспоминая блокированные охраной проходы в отдельные «иглы», уверенных в завтрашнем дне чисто одетых людей — Тут не все в дерьме живут.

— Кое-кому зацепиться удалось. Но мало кому. А я вот с ОРН на УРН перебираюсь. День получается — день нет. Каждый день кошмары снятся — что меня хватают и тащат в медблок руку отрезать. Так что, одиннадцатый — отвали, заткнись и сдохни! — вспышка эмоций завершилась и, словно бы сдувшийся мужичонка резко отстал, а затем и вовсе пробился на другую сторону стада.

Переживать не стал. Задумчиво посмотрел по сторонам, отыскивая потенциально самого интересного собеседника. Чего время терять? Нам еще километра полтора топать следом за легко шагающими нанимателями. Зацепился взглядом за чем-то знакомый силуэт. Шагах в тридцати шагал мой нерадивый «будильник». Будящая. Номер девяносто один. Однорукая.

Догнав ее, широко улыбнулся: