– Батальонам прекратить атаку и выйти из боя, – Дергаев прекрасно понимал, что атака в лоб на полторы с лишним сотни оставшихся в строю вражеских машин приведет лишь к бесполезной гибели людей и техники. Но приказ запоздал. Танки успели выйти на рубеж открытия огня. Дружный залп сотни машин выглядел впечатляюще, но бронебойные подкалиберные снаряды, выброшенные во врага танковыми пушками, увязли в защитных полях, лишь ненамного снизив их мощность. Повторения финского сценария не получилось. Слишком много здесь оказалось машин противника. А дальше все стало совсем плохо. Над полем боя волной прошлись вражеские истребители, без помех расстреливая сверху танки Дергаева. Совершенно не рассчитанная на поражение плазменными боеприпасами броня земных танков вспухала огненными пузырями. Дивизион зенитных ракетных комплексов Панцирь-С1 попытался прикрыть гибнущие батальоны, выпустив по воздушным целями сорок восемь ракет и поливая врага из очень неплохих скорострельных тридцатимиллиметровых пушек. Истребители отвлеклись на новую цель, сбивая летящие в них ракеты и игнорируя многочисленные попадания небольших снарядов, не способных пробить защитное поле.

Но тут в бой вмешалась новая сила. Стремительно появившись из-за края командирского планшета, глазам полковника предстала группа из тридцати пяти отметок машин союзников. Танки чужаков Дергаев видел пока только на фотографиях. Четырехметровой высоты шагающие машины чем-то напоминали горилл. Бронированные монстры обладали схожей пластикой в движении. Полное отсутствие шеи делало конструкцию более компактной. Оставалось неясным, где расположено оружие, но, видимо, оно скрывалось внутри корпуса, появляясь лишь в момент выстрела. Машины двигались удивительно легко и практически не оставляли следов на земле, как будто они ничего не весили. При этом многотонные на вид аппараты могли резко менять направление движения, непредсказуемо отпрыгивая в любую сторону и даже назад.

Огневой мощью, как оказалось, союзники обладали впечатляющей. Первыми на себе это ощутили самолеты противника. На спинах бронированных горилл хорошо просматривался горб, напоминающий ранец, но составляющий единое целое с корпусом. Именно оттуда вертикально вверх стартовали тридцать ракет (ну или что-то их сильно напоминающее) и быстрыми огненными росчерками рванулись к летающим машинам. Почти все добрались до целей. Одним попаданием у истребителя срывало защитное поле. Второго, как правило, хватало для того, чтобы он неуправляемым огненным комом устремился к земле. Воздушным силам противника сразу стало не до Армат и Т-90. Пять уцелевших истребителей развернулись на нового врага и дали нестройный залп, после чего разошлись в стороны, стремясь выйти из боя.

Шагающие машины союзников не стали стрелять им вслед, а быстро покрыв отделявшее их от танков Дергаева расстояние, заняли места в их боевых порядках. К этому моменту из сотни Армат и Т-90 в строю осталось меньше сорока машин, да и то лишь потому, что вражеские танки практически перестали по ним стрелять, полностью переключившись на более опасного противника.

– Отставить выход из боя. Поддержать огнем и маневром действия союзников, – отменил полковник свой предыдущий приказ, – Мотострелковому батальону, зенитчикам и службам обеспечения начать отход в направлении на Семилуки.

Танки Дергаева продолжали вести огонь, постоянно меняя позиции, а пришельцы из космоса схватились между собой во встречном бою.

– Союзники несут потери, – негромко произнес начальник штаба бригады.

– Вижу, Михалыч, вижу…

– Надо отводить наших ребят, иначе всю бригаду положим.

– Нет, товарищ подполковник. Нельзя. Сейчас парней спасем, а как потом отношения с союзниками строить будем? После всего этого?

– Думаете, у нас будет это «потом», Константин Петрович?

– Не знаю, Михалыч. Не знаю. Но если и не будет, то лучше здесь и в бою, чем с голодухи и холода, прячась в лесу.