Полиция - Ю. Несбё (2013)

И он испытал почти извращенное удовольствие, когда, взглянув в озадаченное лицо Пола Ставнеса, сказал, что на этот звонок он обязан ответить, причем подтекст прозвучал весьма явственно: «Это намного важнее, чем твое нытье».

— Ты рассказывал мне однажды, что вы, психологи, можете проанализировать рисунки социопатов и сделать выводы о работе их подсознания.

— Ну, в Университете Гранады в Испании разработана методика, которая позволяет делать выводы о психопатологических расстройствах личности. Но при таких исследованиях людям дают указание, что рисовать. А это больше похоже на письмо, чем на рисунки, — сказал Столе.

— Правда?

— Во всяком случае, я вижу буквы «i» и «о». Но это ведь так же интересно, как и рисунки.

— Чем же?

— Рано утром в трамвае ты все еще в полусне, и то, что ты пишешь, тебе диктует подсознание. А у подсознания есть одна специфическая черта: оно любит коды и ребусы. Иногда они непостижимы, в других случаях на удивление просты, да просто-напросто банальны. У меня была пациентка, которая жутко боялась, что ее изнасилуют. Ей постоянно снился один и тот же сон: будто она просыпается оттого, что дуло башенного орудия какого-то танка разбивает окно в ее спальне, двигается внутрь помещения и останавливается только у ее кровати. А из дула свисает кусок бумаги, на котором написано «П» и «9». Наверное, может показаться странным, что она сама не поняла плевый код,[43] но мозг часто камуфлирует свои мысли. Ради удобства, из чувства стыда, страха…

— И что означает тот факт, что он рисует «i» и «о»?

— Возможно, это означает, что ему скучно в трамвае. Не надо меня переоценивать, Беата. Я поступил на психологический факультет в то время, когда это была наука для тех, у кого не хватает мозгов, чтобы стать врачом или инженером. Давай я подумаю об этом и перезвоню тебе, а то у меня сейчас пациент.

— Хорошо.

Эуне отключился и снова посмотрел на улицу за окном. На другой ее стороне, метрах в ста по направлению к улице Бугстадвейен, находился тату-салон. 11-й трамвай шел по Бугстадвейен, а у Валентина была татуировка. Татуировка, благодаря которой его можно идентифицировать. Если только он не воспользовался услугами профессионалов для ее удаления. Или не изменил ее в тату-салоне. Рисунок татуировки можно изменить до неузнаваемости, добавив всего пару штрихов. Например, если пририсовать полукруг к вертикальной черте, то получится латинская буква «D». А если перечеркнуть кружок, то получится норвежская буква «Ш». Эуне подышал на стекло.

Позади него раздалось раздраженное покашливание.

Он нарисовал на запотевшем стекле вертикальную линию и кружок, как в полученном им изображении.

— Я отказываюсь платить за целый час, если…

— Знаете что, Пол? — произнес Эуне, преувеличенно четко артикулируя, и добавил к своему рисунку полукруг и поперечную черту. Прочитал: «DШ».[44] Он стер надпись со стекла. — За этот час вам не надо платить.

Глава 22

Рико Хэррем знал, что умрет. Он всегда это знал. В новинку было то, что он знал, что умрет в течение следующих тридцати шести часов.

— Anthrax,[45] — повторил врач без обычного для тайцев проглатывания буквы «р» с американским акцентом. Наверное, косоглазый учился медицине в Штатах. Получил необходимую квалификацию для работы в этой частной клинике, пациентами которой наверняка были только иностранцы-экспаты и туристы. — I’m so sorry.[46]

Рико дышал кислородом из маски, но даже это было непросто. Тридцать шесть часов. Врач так и сказал: тридцать шесть часов. Поинтересовался, хочет ли Рико, чтобы они связались с кем-нибудь из его близких. Возможно, они успеют прилететь, если сядут на первый же самолет. Хочет ли он видеть христианского священника? Он, случайно, не католик?

По вопросительному выражению лица Рико врач понял, что пациент нуждается в дополнительных объяснениях.