Она приподнимает подбородок и закрывает глаза. Я понимаю, что за ней тоже гонится неведомое. Просто она приехала в лагерь «Соловей», чтобы забыть. Я – чтобы вспомнить.

– Вчера я хотела кое-что у тебя спросить.

– Дай угадаю, – говорит Бекка. – Про то лето?

Я вежливо киваю:

– Ты много помнишь?

– Про отдых или…

Она не заканчивает фразу. Такое впечатление, что она боится последнего слова. Я нет.

– Про исчезновение. Ты заметила что-нибудь странное накануне? Или с утра?

Меня настигает воспоминание. Плохое. Я стою у озера и рассказываю Френни, что девочки пропали. Вокруг собираются остальные. Бекка наблюдает из толпы через объектив и безостановочно снимает.

– Я помню тебя, – говорит она. – Ты была в истерике и напугана.

– А еще что-нибудь?

– Нет. – Она отвечает слишком быстро, ее голос забирается слишком высоко, он похож на чириканье. – Ничего.

– А ты хорошо знала девочек из моего коттеджа?

– Эллисон, Натали и Вивиан?

– Да, – отвечаю я. – Вы же были тут за год до этого. Я думала, что ты их знаешь.

– Нет, это не так.

– И даже Вивиан? Вы разве не дружили?

Я вспоминаю предупреждение. «Не дури. Со временем она на тебя окрысится».

– Ну, я знала ее, – говорит Бекка. – Но ее все знали. И у всех было о ней сложившееся мнение.

– Какое?

– Честно? Что она была сукой.

Ее тон меня ошарашивает. Бекка говорит так жестко, что я не могу придумать вежливой реакции. Бекка все видит и говорит:

– Извини. Это злые слова.

– И правда, – тихо отзываюсь я.

Я ожидаю, что Бекка сдаст назад или извинится. Вместо этого она расправляет плечи, смотрит на меня и произносит еще серьезнее:

– Ну же, Эмма. Не притворяйся. Со мной это делать необязательно. Вивиан не стала хорошей автоматически, потому что с ней случилось нечто ужасное. Тебе-то должно быть это ясно.

Она встает и стирает грязь с шорт, а потом медленно отправляется к лагерю, не оглядываясь. Я остаюсь на месте и созерцаю две правды, поведанных мне Беккой.

Первое. Она права. Вивиан была плохим человеком, и исчезновение этого не меняет.

Второе. Бекка помнит куда больше, чем говорит.

Пятнадцать лет назад

Пляж в лагере «Соловей» был сделан из песка и гальки, специально насыпанных на берег несколько десятилетий назад. Крутым его было назвать трудно, удобным – еще труднее. Даже два полотенца не заглушали неприятные ощущения, лежать все равно приходилось на камнях. Я ухмыльнулась и решила терпеть, глядя на то, как девочки толпами заходят в воду.

Мы все переоделись в купальники, но плавать пошли только Натали и Эллисон. Натали плавала как настоящий спортсмен, гребла длинно и размашисто. Она быстро достигала буйков, соваться за которые было запрещено. Эллисон все делала напоказ. Она кувыркалась в воде как синхронистка.

Я осталась на берегу. Я очень нервничала, мой купальник был слитный и скромный. Вивиан сидела сзади и мазала мне плечи кремом от загара. Он пах тошнотворно сладко – кокосом.

– Ты такая хорошенькая, что тебя должны запретить. Законодательно.

– А мне так не кажется.

– Но это правда, – сказала Вивиан. – Тебе мама об этом не говорит?

– Мама не обращает на меня внимания. И папа тоже.

Вивиан сочувственно кашлянула.

– Ну прям как мои двое. Я удивлена, что не погибла в младенчестве по недосмотру. Но мы с сестрой научились стоять за себя. Она объяснила мне, что я красивая. А я объясню тебе.

– Да я некрасивая.

– Нет, красивая, – настояла Вивиан. – А через пару лет будешь вообще. Я такое замечаю. У тебя дома есть парень?

Я покачала головой, вспоминая, что никто на меня не обращает внимания. Я поздно стала расти. До сих пор плоская как доска. А кто смотрит на доски?

– Все изменится, – сказала Вивиан. – Ты заполучишь красавчика вроде Тео.