Моя последняя ложь - Райли Сейгер (2019)

Я прикрываю глаза и тру виски. Голова просто раскалывается.

– Постойте. Саша. Она такая умная. Но именно поэтому всего боится. Она боится змей и медведей.

Мне приходит в голову, что сейчас Саше страшно, где бы она ни была. И другим – почти наверняка – тоже. Мое сердце разбито. Я не хочу думать о том, что они пропали в лесу, что они боятся места, в котором заблудились. Я надеюсь на то, что они вместе. Они смогли бы друг друга успокоить. Господи, пусть они будут вместе.

Я продолжаю говорить. Меня охватило желание рассказать детективу все, что я знаю.

– Миранда самая старшая и самая смелая. Мне кажется, что у нее дядя работает в полиции. Или папа? Но живет она с бабушкой, о родителях она не говорила.

И тут я понимаю кое-что. Меня словно молнией поражает.

– Она взяла телефон. Миранда. Я, конечно, не уверена в этом, но его не было в вещах. Ее можно отследить?

Флинн, все это время сидевший развалившись, вдруг напрягается.

– Конечно. Во всех телефонах есть GPS. Вы знаете, какой у нее оператор?

– Не знаю.

– Я попрошу кого-нибудь связаться с бабушкой и все выяснить. Теперь давайте поговорим о том, почему девочки пропали.

– Я не знаю.

– Но ведь должна быть причина, вам так не кажется? Может быть, они за что-то на вас рассердились?

– Не думаю.

Это ложь. Очередная ложь в очень длинной цепи. Они вполне могли хотеть уйти из «Кизила».

Из-за меня.

Из-за моего поведения.

Я была пьяна, я плакала, я терла запястье – там теперь красное пятно. Я была не в себе, и они напугались. Я видела это.

– Вы думаете, они сбежали?

– Я думаю, что это самое логичное объяснение. В среднем за год убегает около двух миллионов подростков. Большую часть быстро находят и возвращают домой.

Эти данные словно бы из статистических отчетов Саши. Но я не верю в то, что они сбежали. Мне не показалось, что у них проблемы в семье.

– А если нет? Есть еще причины?

– Чужое вмешательство, – быстро произносит Флинн.

Я почти задыхаюсь:

– Похищение?

– Ну, это возможность. Но я бы не сказал, что вероятность. Менее одного процента пропавших детей похищены незнакомцами.

– А если речь идет о том, кто им знаком?

Флинн снова переворачивает страницу и утыкается ручкой в лист.

– Вы что-то знаете?

Возможно, знаю.

– А вы говорили с работниками кухни? Я видела, как один из них пялился на девочек на пляже. Это был дурной взгляд.

– Дурной?

– Он не думал, что пялиться на шестнадцатилетнего подростка неправильно.

– Так это мужчина?

Я твердо киваю:

– У него на фартуке было написано имя «Марвин». Со мной были две женщины, они тоже работают на кухне. Они все видели.

– Я порасспрашиваю. – Флинн записывает все.

Я рада, что он это делает. Значит, я помогаю. Чувствуя прилив сил, я беру чашку и делаю глоток горького кофе.

– Давайте поговорим про то, что случилось пятнадцать лет назад, – говорит Флинн. – Мне сообщили, что вы были тут, когда пропали другие девочки. Это так?

Я неуверенно на него смотрю.

– Думаю, что вы знаете, что это так.

– Вы жили в том же коттедже, верно?

Я слышу подозрение в его голосе, на этот раз – почти открытое.

– Да, – говорю я, готовая обороняться. – Кстати, ни одна из них не относилась к тому большинству, которое возвращается домой в целости и сохранности.

– Мне это известно.

– Тогда зачем вы меня про них спрашиваете?

Флинн притворяется, что не слышал, и продолжает:

– Тогда еще один ребенок сказал, что вы поссорились с одной их пропавших.

Бекка. Конечно, она рассказала полиции о том, что слышала. Я даже сердиться на нее не могу. На ее месте я поступила бы так же.

– Мы поспорили, – слабо отзываюсь я. – Не поругались.

– И о чем?

– Я не помню.