Статский советник - Борис Акунин (2007)

Эраст Петрович помолчал. Сдвинул брови, глаза грозно блеснули, но гром с молнией так и не грянули.

После паузы статский советник сухо сказал:

— Хорошо. Мешать не стану, но присутствовать буду.

В восемь часов вечера все было готово к операции.

Дом на Поварской обложили еще с половины седьмого. В первом, ближнем кольце оцепления было пятеро агентов: один, в белом фартуке, соскребал снег у самых дверей одноэтажного дома за номером двадцать восемь; трое, самые щуплые и низкорослые, изображая подростков, лепили снежную крепость во дворе; еще двое чинили газовый фонарь на углу Борисоглебского переулка. Второе кольцо, из одиннадцати филеров, расположилось в радиусе ста шагов: трое «извозчиков», «городовой», «шарманщик», двое «пьяных», четверо «дворников».

В пять минут девятого по Поварской на санях проехали Бурляев и Фандорин. На облучке вполоборота сидел начальник филеров Мыльников, показывал, как и что.

— Отлично, Евстратий Павлович, — одобрил приготовления подполковник и победительно посмотрел на статского советника, за все время не произнесшего ни слова. — Ну что, господин Фандорин, умеют мои люди работать?

Чиновник отмолчался. Сани свернули в Скарятинский, немного отъехали и встали.

— Сколько их там, голубчиков? — спросил Бурляев.

— Всего, не считая Ларионова и его кухарки, восемь субъектов, — уютно окая, принялся объяснять Мыльников, пухлый господин на вид лет сорока пяти в русой бородке, с длинными волосами в кружок. — В шесть, как приступили к оцеплению, я, Петр Иванович, изволите ли видеть, своего человечка заслал, как бы с заказным письмом. Кухарка ему шепнула, что чужих трое. А после еще пятеро припожаловали. Личности все нам известные, и списочек уж составлен. Шесть лиц мужеского пола, два женского. Кухарке мой человечек велел у себя в каморке сидеть и не высовываться. Я с соседней крыши в окошко подглядел — веселятся нигилисты, вино пьют, уже петь начали. Революционная масленица.

Мыльников сам же и подхихикнул, чтобы уж точно не осталось сомнений: последние слова — шутка.

— Я полагаю, Петр Иванович, брать пора. Не то налакаются, в кураж войдут, могут и сопротивление оказать, с пьяных-то глаз. Или какая ранняя пташка на выход потянется, придется силы дробить. Надо ведь его будет аккуратненько взять, на отдалении, без шума, а то остальных переполошим.

— Может, вы, Евстратий Павлович, мало людей привлекли? Все-таки восемь человек, — засомневался подполковник. — Говорил я вам, что хорошо бы еще из участка городовых взять, третьим кольцом растянуть по дворам и перекресткам.

— Ни к чему это, Петр Иванович, — беззаботно промурлыкал Мыльников. — У меня волкодавы натасканные, а там, прошу прощения, мелюзга, мальки — барышни да студентики.

Бурляев потер перчаткой нос (к вечеру стало примораживать):

— Ничего, раз мальки про Храпова уже знают, значит, кто-то из них к большой рыбине ход имеет. С Богом, Евстратий Павлович, приступайте.

Сани снова проехали по Поварской, только теперь лже-извозчик вывесил на оглоблю фонарь, по этому сигналу второе кольцо подтянулось ближе. Ровно в восемь тридцать Мыльников свистнул в четыре пальца, и в тот же миг семеро агентов вломились в дом. Сразу следом вошло начальство — Бурляев, Мыльников и Фандорин. Остальные растянулись в цепочку и встали под окнами.

В прихожей Эраст Петрович выглянул из-за спины подполковника и увидел просторную гостиную, сидевших за столом молодых людей, барышню у пианино.

— Не вставать, башку прострелю! — страшным, совсем не таким, как давеча, голосом грянул Мыльников и ударил рукояткой револьвера в лоб рванувшегося со стула студента.

Тот, разом побледнев, сел, из рассеченной брови заструился алый ручеек. Прочие участники вечеринки завороженно уставились на кровь, никто из них не произносил ни слова. Агенты быстро расположились вокруг стола, держа оружие наготове.