Статский советник - Борис Акунин (2007)

Вот кто должен был бы сидеть здесь, а не Жюли, только отвлекающая мужчин от дела своим пестрым оперением. Но обиженная Игла привела людей на квартиру и ушла, не дождавшись Грина. Снова он виноват — плохо поговорил с ней по телефону.

— Ну, что лбы в гармошку собрали? — усмехнулся Козырь, вытирая запачканные руки о черные, дорогой английской шерсти брюки. — Не пузырься, революция. Налет — дело фартовое, он кислых не любит. Весело надо, на кураже. А кто свинцовую дулю скушает, стало быть, судьба такая. Молодому помирать слаще пряника. Это старому да хворому страшно, а нашему брату все равно что стакан спирта в морозный день укушать — обожжет, да отпустит. Вам, бакланам, и делать-то особо нечего, всё главное мы с Грином обштопаем. А потом так, — обратился он уже непосредственно к Грину. — Бросаем слам в саночки и гоним до постоялого двора «Индия», где нас будет Жюльетта поджидать. Место базарное, торговое, мешками там никого не удивишь. Пока я лошадь гоню, надо поверх казенных сургучей обычную мешковину натянуть, и ни в жизнь никто не скумекает, что у нас там не лаврушка, а шестьсот кальмотов. Как в номере засядем — дележ. Согласно уговору: два мне, четыре вам. И адью, до нескорого свидания. С такого слама Козырь долго гулять будет, — он подмигнул Жюли. — В Варшаву поедем, оттуда в Париж, а из Парижа куда захочешь.

Жюли нежно, ласково улыбнулась ему и точно так же улыбнулась Грину. Поразительно, но в ее взгляде Грин не прочел и тени виноватости или смятения.

— Расходитесь, — сказал он и поднялся. — Сначала Козырь и Жюли. Потом Гвоздь и Марат. Потом Шварц, Бобер и Нобель.

Провожая в прихожей, давал последние наставления. Старался говорить ясно, не проглатывая слов:

— Бревно сбросить без десяти, не позже, но и не раньше. А то дворники могут откатить… Стрелять, не высовываясь из укрытия. Выставил руку и пали. Важно не подстрелить их, а оглушить и делом занять… Главное, чтоб из вас никто под пулю не попал. Раненых уносить некогда будет. И оставлять нельзя. Кто ранен и не может идти — стреляться. Слушайтесь Рахмета и Емелю.

Когда ушли трое последних, Грин запер дверь и хотел вернуться в кабинет, но вдруг заметил, что из кармана его черного пальто, висевшего на вешалке, высовывается белый уголок. Что это — понял сразу.

Застыл на месте, приказал сердцу не сбиваться с ритма. Достал листок, поднес к самым глазам (в прихожей было темновато), прочел.

Город закупорен жандармами. Вам нельзя показываться на вокзалах и заставах. Блокадой города командует полковник Сверчинский. Сегодня ночью он будет находиться на Николаевском вокзале в комнате дежурного смотрителя. Попробуйте этим воспользоваться — нанесите отвлекающий удар.

И самое важное. Берегитесь Рахмета. Он — предатель.

ТГ

Мельком отметив, что записка напечатана не на «ундервуде», как прежде, а на «ремингтоне», Грин потер рукой лоб, чтобы мозг работал быстрей.

— Грин, ты чего там застрял? — раздался голос Емели. — Иди сюда!

— Сейчас! — отозвался он. — Только в уборную.

В ватер-клозете прислонился к мраморной стене, стал отсчитывать пункты для размышления, начиная от менее существенного.

Откуда взялось письмо? Когда? На вокзал Грин ездил не в черном пальто, а в рахметовой бекеше — на всякий случай брал с собой бомбу, а в бекеше удобные карманы. Пальто весь день провисело на вешалке. Значит, круг сжимается. Всех, кто сейчас в Петербурге, можно исключить. Москвичей тоже. Если, конечно, ТГ — это один человек, а не двое или несколько. Может быть, «Г» — тоже значит «группа»? Террористическая группа? Бессмыслица. Ладно, об этом потом.

Сверчинский. Если бы не экс — отличная идея. Казнить крупного жандармского чина, а заодно проредить заслон. Отвлекающий удар — это правильно. Тут ведь что важно — не самим из Москвы ноги унести, а деньги переправить. Время не терпит. Хватит ли только сил на две акции? Это станет понятно после экса.