Убийственно тихая жизнь - Луиза Пенни (2014)

Схватив куски пиццы, они поспешили наверх. В комнате, где работал Питер, царил полумрак и было сложно в полной мере оценить творение Джейн, но там, где потрудился Бен, дела обстояли иначе. Хотя очищенное пространство было крохотным, оно поражало. Под блестящими, смелыми мазками оживали люди и животные, а в некоторых случаях люди превращались в животных.

– Это, кажется, Нелли и Уэйн? – Гамаш указал на одно из очищенных мест.

Там очень четко была видна женщина, прямая, как кол, с коровой. Кол был тоненький, а изо рта у счастливой коровы торчал кусок хлеба.

– Великолепно, – пробормотал Гамаш.

Они вернулись в темноту внизу лестницы. Ранее Питер выключил мощный светильник, который повесил утром, чтобы было виднее работать. За обедом они ели под свет пламени в камине и мягкое сияние двух настольных ламп. Стены при этом были погружены в темноту. Теперь Питер щелкнул выключателем – и гостиную затопил свет.

Гамаш зажмурился от яркого света, но через несколько секунд открыл глаза.

Он словно оказался в пещере, в одной из тех чудесных пещер, которые иногда находят спелеологи, с древними символами и изображениями. Бегущие олени, плавающие люди. Гамаш читал об этом в «Нэшнл джиографик», и ему показалось, что его волшебным образом перенесли в одну из таких пещер здесь, в сердце Квебека, в обжитой и даже консервативной старой деревне. Как и в случае с древними рисунками, Гамаш знал, что здесь изображена история Трех Сосен и ее обитателей. Он медленно, сцепив руки за спиной, шел вдоль стен. От пола до потолка стены были покрыты изображениями сельских сценок, классных комнат, детей, животных и взрослых, и все они пели, играли, работали. На нескольких фрагментах были изображены какие-то происшествия, а по меньшей мере на одном – похороны.

Ему больше не казалось, что он идет по пещере. Теперь его окружала жизнь. Он отошел на два шага назад и почувствовал, что слезы жгут ему глаза. Он снова крепко зажмурил их, надеясь, что если кто увидит, то решит – это от яркого света. В некотором роде так оно и было. Его переполняли эмоции. Грусть и меланхолия. И удовольствие. Радость. Он словно поднимался над самим собой. Это выходило за пределы буквального смысла. Это был «длинный» дом Джейн. Ее жилье стало ее длинным домом, в котором присутствовало всё: все события, все предметы, все эмоции. И Гамаш знал, что убийство тоже было здесь. Где-то на этих стенах.

На следующий день Клара повезла домой Йоланде конверт. Она позвонила в сверкающий звонок из фальшивой меди и, услышав мелодию из Бетховена, попыталась взять себя в руки. Она делает это ради Джейн, она делает это ради Джейн.

– Сука! – раздался яростный вопль Йоланды.

Засим последовал поток оскорблений и обвинений, закончившийся обещанием засудить Клару за все, что она натворила.

Она делает это ради Джейн, она делает это ради Джейн.

– Ты, проклятая воровка, квадратноголовая. Этот дом принадлежит мне. Моей семье. Как ты можешь спать по ночам, сука паршивая?

Она делает это ради Джейн.

Клара подняла конверт – он привлек внимание Йоланды, и, как ребенок, которому дали что-то новое и блестящее, она прекратила орать и уставилась на конверт, словно зачарованная этой тонкой белой бумажкой.

– Это мне? Это мое? Это почерк тетушки Джейн, да?

– У меня к вам вопрос. – Клара помахала конвертом перед ее носом.

– Давай сюда. – Йоланда выбросила вперед руку, но Клара убрала конверт за спину.

– Зачем вы закрасили ее рисунки?