Император и Сталин - Сергей Васильев (2020)

— Аркадий Францевич, вы уж простите… у меня было достаточно времени поразмышлять… Последний месяц события вокруг государя разворачиваются так стремительно и принимают настолько ожесточенные формы, что боюсь, версий вам придется отрабатывать еще много и все они будут на удивление продуктивными…

-------

(*)

Глава 13 Товарищ Царь

— Ну, и зачем Вам это всё надо? — спросил Красин, когда пауза стала совсем уж неприличной, а пейзаж за окном полностью утонул в вечерних сумерках.

— Хочу надеяться, что для того же, для чего и вам, — глухо ответил император, делая шаг от окна, — хочу спасти Отечество от неминуемого превращения в колонию для сильных и зубастых соседей… Кстати, хозяин этого заведения заваривает изумительный колониальный индийский чай. Раз вы вернулись, я вас не отпущу, пока не попробуете.

— Я считаю, что без революции страна обречена, — отчеканил Красин, с вызовом глядя на царя, колдующего у самовара.

— Я тоже так считаю, — спокойно и как-то буднично пожал плечами император, наполняя стакан напитком цвета спелой вишни. — И весь вопрос в том, что каждый из нас считает революцией…

— Революция — это смена правящего режима, слом старой, реакционной государственной машины и переход к истинно народному самоуправлению, — произнёс инженер голосом человека, поднимающегося на эшафот.

Император, взяв в руки дымящийся стакан, подошёл к революционеру и заглянул ему в глаза, как показалось Красину, с какой-то грустью и жалостью…

— Да-да, конечно, и это тоже, — кивая в такт словам, подтвердил монарх. — Однако товарищ Красин, — в глазах его мелькнула ироничная искорка, — называясь марксистом, очевидно, вследствие своей занятости, не до конца изучил работы Маркса и Энгельса о роли базиса и надстройки, поэтому идеалистически пытается поменять их местами… Да, вы пейте чай, Леонид Борисович, пейте — он особенно ароматный, пока горячий…

— Итак, — продолжил император, возвращаясь к самовару и наполняя второй стакан, — вы считаете, что революция — это, в первую очередь, свержение самодержавия, забывая, что это только политическая надстройка, которая диктуется существующим базисом, то есть, уровнем развития отечественных производительных сил — отсталых, примитивно-кустарных, с катастрофически низкой энерговооружённостью и производительностью труда, с базисом, застрявшим в феодализме. И как вы собираетесь перепрыгнуть из него прямо в коммунизм, товарищ Красин?

— Мы не собираемся никуда перепрыгивать, — упрямо наклонив голову, пробурчал инженер, — с чего вы взяли?

— Да из вашей газеты и взял, — пожал плечами император, отхлёбывая из стакана. — Вот, полюбопытствуйте — прямо в первых строках «Искры» чёрным по белому: «Ближайшей целью рабочей партии должно быть ниспровержение самодержавия и завоевание политической свободы», — император отставил чай и упёрся взглядом в газету, — и вот здесь… и вот опять… «И подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, ограждённое солдатскими штыками, разлетится впрах!» Вся газета посвящена преобразованию надстройки. А кто и когда будет заниматься базисом?

— Вот освободимся от старых оков и начнём. Или Вы считаете, что без самодержавия и его адептов при строительстве нового базиса не обойтись? — язвительно спросил Красин, сам удивляясь собственному нахальству.

— Не говорите чепухи, Леонид Борисович, — махнул рукой император с удивительным образом материализовавшейся в ней трубкой. — Любое кладбище полно тех, кто думал, что миру без них не обойтись. Всё, имеющее начало, имеет и конец, в том числе и самодержавие. Но мы же сейчас не про ваше или моё субъективное отношение к нему, не так ли? Мы говорим про объективные условия прогресса, делающие его необратимым, как восход Солнца.

Слова, произносимые абсолютно серьёзным тоном, сопровождались смеющимся взглядом, от которого Красин ещё больше сатанел и терял остатки самообладания.