Непрощенные - Андрей Муравьев, Анатолий Дроздов (2015)

Пустынной улицей мы прошли в центр и остановились перед правлением колхоза. Колхоз, как следовало из вывески, назывался «18-й партсъезд». На дверях правления висел замок, и надежда на помощь продовольствием сразу увяла. Где добыть еду, никто не знал. Ломиться в дома не хотелось: не фашисты, чай. Почесали в затылке, осмотрелись и увидели напротив правления здание с вывеской «Сельпо». На дверях сельпо висел замок, но на оккупированной территории советские законы не действуют. Я двинулся к магазину, на ходу доставая из ножен штык. Попытка отковырнуть замок провалилась: всаженный под запор клинок хрустнул и обломился у рукояти. Ну и ладно. Снял с плеча МР-40. Шуметь нам не стоило, но голод глушил осторожность.

– Товарищи!

Ух! Три ствола дернулись навстречу окрику.

Через площадь бежал человек. На нем был пиджак поверх рубахи-косоворотки и шаровары, заправленные в сапоги. Лицо у незнакомца было круглое; когда он подбежал ближе, стало видно, что широкая мордашка у бегуна изрядно вспотела.

– Товарищи! – прохрипел толстяк, пытаясь отдышаться. – Вы что же делаете? Это государственная собственность!

– А ты кто сам, дядя? – Я еле сдержался, чтобы не вспылить.

– Заведующий сельмагом!

– Тогда открывай, заведующий!

Толстяк замялся. Илья молча ткнул в вывеску с обозначенными часами работы:

– Открывай! Раз должен работать, почему закрыто?

– Товара нет! Разобрали…

Зачем же тогда бежал? К вооруженным людям? Я положил руку на автомат. Заведующий испуганно моргнул, достал ключи и завозился с замком.

Магазин встретил нас пустыми полками. Присмотревшись, я различил на одной из них несколько пачек папирос и пузырек одеколона. Ткнул пальцем.

– Почему не разобрали?

– Это же «Казбек»! Дорогие! У нас махорку…

– Давай!

Завмаг выложил товар на прилавок. Папиросы и впрямь выглядели непрезентабельно: пожелтевший на солнце картон, сами пачки помятые. Не страшно, нам не на выставку. Взял пузырек и отвернул пробку. Одеколон пах приятно. Глянул на этикетку: духи «Красная Москва». Гляди ты! Уже были! Пригодится! Сменяем на что-нибудь.

– А продукты?

– Никаких! – Завмаг театрально развел руками. – Крупу, соль, керосин и спички в первый день войны разобрали.

– Товарищ сержант! – Коля взял меня за рукав и склонился к уху. – Там подсобка! – он кивнул на дверь сбоку.

Лицо мехвода было насупленным. Дельная мысль! Мы направились к двери.

– Товарищи!..

Вопль, исторгнутый из глубины души, летел вслед. С чего так нервничаем? За дверью было темно, я нашарил выключатель. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка. Разобрали, говоришь? Что тут у нас? Мыло в ящике? Берем! Упаковки спичек? Дайте две! Керосин в бидоне? Без нужды! В ларе соль, крупная, серая… Не помешает. Мешочек холщовый как раз валяется…

Вышли из подсобки, как Деды Морозы, обвешанные подарками. На завмага было больно смотреть. Выглядел толстяк как вдовец, только что похоронивший любимую жену. Жлобяра не догадывался: будет и второй акт марлезонского балета. Свалили товар на прилавок.

– Считай!

Завмаг застучал костяшками счетов. Мешочек с солью бросил на весы.

– Пересыпать будете? Мешок мой личный!

– Прибавь к счету!

– Сорок семь рублей, тридцать копеек…

Я пошарил по карманам. Деньги нашлись. Надо же, хотел выбросить!

Завмаг разгладил мятые бумажки.

– Еще семнадцать рублей!

Коля полез в карман, но Илья опередил: выложил на прилавок сотенную купюру. Завмаг презрительно отодвинул мои бумажки, схватил банкноту и отсчитал сдачу из пухлого бумажника.

– До свиданья, товарищи!

Коля побросал товар в мешок, мы вышли на площадь. За нашими спинами завмаг гремел замком. Это он зря…

– Жлоб! – сказал Коля. – Припрятал! Надо людям сказать!

– Непременно! – заверил я.

– Есть хочется! – напомнил Климович.

– А как же!