Непрощенные - Андрей Муравьев, Анатолий Дроздов (2015)

Гауптман Вайсс не пострадал. Его поведение в бою вызывает сомнения, однако командир танковой дивизии генерал-майор Вайсс ручается за своего племянника.

Жду ваших указаний.

Командир 267-й дивизии генерал-майор фон Вахтер».

Резолюция:

«Позор! Полудюжина большевиков с одним танком дважды разгромила превосходящие их по силам части германской армии, не понеся при этом потерь! Гауптмана Вайсса, проявившего преступную беспечность и личную трусость, разжаловать в рядовые и направить на передовую для искупления вины перед Рейхом! Мне плевать, чей он племянник! Достоинство германского офицера – в его храбрости, а не в наличии высокопоставленных родственников. Поиски диверсантов продолжить! Принять необходимые меры предосторожности в тылу Панцергруппы! Привлечь к поискам люфтваффе и местных жителей, лояльных к нам. В случае повторения происшедшего виновные будут смещены с должности и отданы под суд!

Гудериан. 4 июля 1941 г.».

Глава 9

Олег

Рядом кто-то дышал. Я открыл глаза и скосил взгляд. Попова сидела у кровати и мирно спала, уронив голову рядом с моей. Затылок и макушка ее утопали в мягком пухе: в обрамлении белой наволочки виднелось только лицо. Оно было насупленным: строго сдвинутые брови и поджатые губы. И во сне бдим…

Попробовал приподняться. В груди кольнуло, я зашипел, но сдержался. Будить ее не хотелось – пускай спит.

Грудь укрывали бинты. Осторожно исследовал их рукой, наткнулся на выходное отверстие пули и скрипнул зубами, ощутив толчок боли. Вот ведь гад! Удружил, фашист! За тарахтеньем танкового дизеля не услышал, как подлетел. Хорошо, Горовцов помог: приласкал ганса из «МГ». Не то лежать бы нам… Я вдохнул, выдохнул и продолжил исследование. Та-ак, остальное в целости, уже легче. Кружится голова, одолевает слабость, однако тело подчиняется. Стащил одеяло. Вот те раз! На мне не было даже белья. Совсем не уважают командира! Пошарив взглядом по комнате, заметил на лавке сложенную стопкой форму и поковылял туда.

Все оказалось на месте. Гимнастерка, шаровары, майка с трусами. Выстиранные и поглаженные. Дырки от пуль заштопаны. Морщась от уколов боли, оделся. Сапоги оказались здесь же – под лавкой. Кое-как намотав портянки, натянул их и выбрел наружу. Двор хутора был тих и безлюден. Только Коля-мехвод сидел на ступеньках и, неловко пуская дым, тянул цигарку.

– Брось! – сказал я, подходя. – Не стоит привыкать.

Он смутился и опустил руку.

– Дай!

Взял из протянутой руки цигарку, затянулся. Жгучий дым крошеного самосада ободрал горло и ударил в голову. На мгновение повело. Я оперся о стену и осторожно присел. Коля смотрел с тревогой.

– Все путем! – успокоил бойца. – Давно не курил.

«И не стоило!» – сказал его взгляд, но сам мехвод промолчал.

– Где танк? – спросил, чтоб сбить возникшую неловкость.

– В лесу. Вы ж сами приказали. Там же тележка и мотоцикл. Замаскированные.

Такого приказа я не помнил. Я вообще ничего не помнил. Только смутные обрывки.

– Что тут было? – спросил осторожно. – Пока лежал?

– Немцы приезжали.

– И?

– Переполох случился. Хлопцы в лесу, здесь только Люба, хозяйка и я. Вас скоренько спустили в подпол, тяжелый вы, товарищ командир! – Коля вздохнул. – Я следом заскочил. Попова в платье была, потому осталась. Они подпол закрыли, сверху половик бросили. Слышу – топот над головой, немцы загергетали. А вы зашевелились, думаю: все! Застонет командир, немцы услышат – и хана! Рот вам закрыл, – показал он ладонь, – а вы зубами – хвать! Больно, но стерпел. Немцы, к счастью, не задержались. Походили, посмотрели, забрали яйца, нахватали курей и уехали. Спешили. Хозяйка до сих пор по курям убивается. Говорит, уж лучше б нам несушек на суп, чем немцам… Еще говорит…

– Так. Отставить кур! Давай сначала, – попросил я. – С той поры, как немцев раздолбали. Ничего не помню.

Он глянул удивленно. Я молча ждал.