Кровь и почва - Дмитрий Старицкий (2019)

Я намек понял, забрал у женщины тампон и попросил ее выйти на время из палаты. Она попыталась возражать, на что я грозно цыкнул:

– Мне вас отсюда под конвоем вывести? Я могу.

– Он может, – подтвердил герцог. – Он императорский чрезвычайный комиссар.

Когда за сердитой сестрой милосердия закрылась дверь, я проверил, не подслушивает ли кто в коридоре. Приказал часовому в холле никого к этой двери не подпускать и плотно закрыл ее за собой.

– Садись. Рассказывай, – приказал герцог. – А то я тут как в вакууме. Видите ли, меня нельзя беспокоить… Вредно это… Тьфу на них.

– А просьбу для начала можно озвучить, ваша светлость? – принялся я промокать его лицо свежим тампоном.

– Для тебя все, что захочешь, – улыбнулся герцог уже без гримасы.

– Нужно имение на берегу моря у Риеста. Можно небольшое.

– Тебе?

– Нет. Моему сыну.

– Вам в Отрадном уже тесно?

– Нет, это не Мите. Это моему побочному сыну и его матери. Они Тортфорты.

– Ну ты и кобель, – восхитился герцог и тут же поменял тему: – Увезешь меня домой?

– Обязательно, ваша светлость. Как только разрешат вас передвигать с места на место.

– Вот именно… передвигать, – сплюнул герцог на паркет. – Меня теперь два драбанта носить на руках будут. Думаешь, это приятно – чувствовать себя перемещаемой вещью?

– Не будут, ваша светлость. Я вам кресло-коляску сделаю. Ее вы сами сможете двигать руками. Легко.

Ремидий улыбнулся ласково, как добрый дедушка, пригладил усы. И заявил:

– Ты хороший сын, Савва.

Я оторопел.

– Да, да, ты не ослышался. Ты мне сын по обычаю кровавой тризны, и это я признаю́. Извини, что я с этим так долго медлил. И в наследовании трона ты теперь третий после детей Альты. А теперь рассказывай, как ты гвардию гусеницами давил?

– Я еще и всех Тортфортов расстрелял, ваша светлость.

– Да ну? – открыл от удивления рот Ремидий. – Рассказывай быстрее…

Предрассветный бросок через мосты удался нам даже не легко, а очень легко.

На первый мост пустили БРЭМ и две танкетки и на второй – «артштурм» и две танкетки, которые рывком на скорости пролетели на противоположный берег и смели охранение мятежников на баррикадах.

Под прикрытием бронетехники бежали в атаку штрафники.

За ними штурмовики.

Третьей волной саперы и обычная пехота растеклись по городу с большим желанием набить кому-нибудь морду с особой жестокостью за такую раннюю побудку без завтрака.

Ударили мы всей наличной массой, сжатой в два кулака. На западной стороне столицы я оставил только малый заслон следить за внутренним городом, чтобы оттуда никто не выходил. Сказал император «не трогать» – мы не трогаем. Только пусть сидят на попе ровно.

Завесу у мостов с пулеметными гнездами на хилых баррикадах смяли с ходу отвалами бронемашин и взяли гвардейцев в казармах, как говорится, со спущенными штанами, точнее, вообще без штанов, спящими… Я офигеваю с таких инсургентов. У них и бунт идет по расписанию. Винтовки по уставу в оружейке под замком!

Люди Моласа очухались и подбежали к намеченным объектам, когда они были уже заняты нами.

Так что, если не считать боя за вокзал, это была моя самая бескровная операция. На все про все ушло полтора часа. И город наш. Больше беготни, чем дела. Ни одного убитого с обеих сторон. Так – несколько сломанных рук и челюстей.

Но на вокзале находился штаб мятежников. И там никто не спал. Солидная охрана – больше роты при шести пулеметах. Остальные действующие войска мятежной гвардии отражали части фельдмаршала на подступах к товарной станции. И пушки все были у них задействованы там. Канонада до вокзальной площади доносилась.