Кровь и почва - Дмитрий Старицкий (2019)

Полковник носил седые бакенбарды при бритом подбородке, сверкал загорелой лысиной, имел протодиаконский бас и умел виртуозно материться местными «петровскими» загибами. Интеллигентнейший человек, член-корреспондент Имперской академии наук, между прочим.

И весь мой вклад в аэродинамику сфокусировался на термине «подъемная сила». Рокофорт стал неудержим. Постоянно зависал в неудобных местах и все что-то считал. Потом измерял рулеткой паролет и снова считал.

Единственное, чего он совсем не умел делать, так это преподавать. Ну не дано было это ему, так что мне не удалось приспособить его в качестве учителя математики в летной школе и таким образом легализовать его жалованье от имперского бюджета. Обходились пока разовыми выплатами от авиазавода на конкретные работы. Но держал я в уме этого «выжимателя ветра» в качестве первого претендента на научного сотрудника местного ЦАГИ, который тут когда-нибудь откроется.

Польза от этого ходячего архаизма прошлой эпохи парусного флота уже была в расчете разной кривизны верхнего и нижнего крыла «авизо» и некоторого сдвижения вперед верхнего крыла относительно нижнего. Биплан стал устойчивей в полете.

– Ваше сиятельство, – как-то отловил меня Рокофорт в аэровокзальном ресторане, – вы только сразу мне скажите, если я не прав.

В ответ я пригласил старика за столик и налил ему вина в бокал.

– Слушаю вас, дорогой барон.

– Я, наверное, выжил из ума на старости лет, но по моим расчетам получается, что в воздухе везде есть опора для крыла. И не обязательно делать коробку из двух крыльев, хватит и одного. По моим расчетам выходит, что воздух сжимается, не только упираясь в парус, но и под воздействием жесткого крыла, которое само на него давит.

Мне пришлось челюсть на лету подхватывать, чтобы не ударить ею об столешницу. Вот так вот, прямо Блерио и Нестеров с Жуковским в одном флаконе.

– Да что вы говорите? – сделал я удивленное лицо.

– Ваше сиятельство, вы позволите мне об этом сделать доклад в академии наук?

– Нет.

– Но как же так? – Старик огорчился, как ребенок.

– Вы, дорогой барон, сделаете этот доклад во Втуце, в нашем Рецком политехническом обществе. И только потом, после того как ваш труд опубликуют в научном альманахе означенного общества и вас примут в его члены, вам будет позволено сделать такой же доклад в Химери, в Имперской академии наук, потому как Реция имеет приоритет на все, что делается на ее территории. И только после того, как вы себе пошьете авиационный мундир. Я призываю вас в авиацию, в ее инженерную службу. Нестроевую, естественно. Что вам для этого нужно? Чтобы вы продолжили свои изыскания на постоянной основе.

Старик вздохнул.

– Мне будет позволено носить на вашем мундире свои ордена?

– Безусловно, – сразу ответил я.

А старикан-то, оказывается, тщеславен. Это хорошо.

– Парочка молодых математиков, чтобы помогли мне с расчетами, – вздохнул полковник. – Очень много придется обсчитывать, ваше сиятельство, а я уже не так быстр мозгами. И…

Я поспешил его успокоить:

– Если вы беспокоитесь о флотской пенсии, то она, как и право ношения флотского мундира, останется с вами. Вне службы можете носить любимую вами морскую форму. А теперь, после того как мы пришли с вами к обоюдному соглашению, я приглашаю вас разделись со мной обед.

– Ваше сиятельство, – заявил этот архаизм после того, как повязал под горлом салфетку, – а почему на такой хорошей реке у вас в городе нет яхт-клуба?

«Мичманцу» за привлечение столь перспективного кадра в авиацию я выписал денежную премию. Не слишком большую, но и не маленькую. Хватило летунам на отвязанный загул в лучшем борделе города.

Неожиданно прилетел Плотто со своим дирижаблем. Как специально подгадал, когда я был в Калуге.