Верь мне - Энтони Капелла (2020)

– Не знаю, – отвечаю я. – В этом и есть основная проблема. Тем более, как мы можем снова доверять друг другу, если оба знаем, как хорошо лжем?

74

На репетициях мы переходим к играм. Игра «Стенка»: вы бежите на стену с завязанными глазами и полагаетесь на коллег-актеров, которые должны вас поймать. Зрительный контакт, который возникает, когда вы соединяетесь и смотрите друг другу в глаза, вызывает взрыв чувств: дружбы, похоти и зависти.

Глядя на Лоренса, я думаю: невероятно, ведь он понятия не имеет, что я сейчас о нем думаю.

А еще – «Глиняная игра», в которой один актер изображает статую, а другой должен вылепить ее, двигая ее конечностями, регулируя выражение, чтобы показать определенную эмоцию, которой статуя не обладает. Няше в процессе ваяния достается слово «томная», и я удивляюсь, как могу изменить баланс ее тела простым толчком по плечу. Она как прекрасно сделанная машина – все в идеальном противовесе.

Что касается Лоренса, которого попросили изобразить слово «гордость», то я могу только поправить его плечи и приподнять подбородок, чтобы сделать его более внушительным. Я вижу, Няша улыбается тому, как нелепо он выглядит.

Лоренс улыбается девушке в ответ, и я понимаю – он подумал, что актриса с ним флиртует. Я чувствую гнев. Не из-за него, а из-за нее. Это последнее, что мне нужно. Девушка влюблена в моего партнера. Как будто все и так недостаточно сложно.

Наконец мы беремся за текст и изучаем персонажей. Меня привлекает загадочность Аполлонии, тем более что пьеса так и не раскрывает нам, о чем она думает. Но для репетиции подобный расклад невозможен: мне нужно знать, о чем она размышляет, иначе я не смогу убедительно ее сыграть

В той же степени она могла лгать самой себе. Обычно такие персонажи в пьесах – самые интересные. Кроме того, обман рано или поздно раскрывается.

– Я говорю себе, что хочу верить в его доброту, в то время как на самом деле меня привлекает его темнота, – объясняю я Эйдану. – Я как мотылек в пламени: убеждаю себя, что оно меня не сожжет, поскольку альтернатива – вырваться прочь – разочарует меня.

Он кивает.

– Это меня вполне устраивает.

Позже, когда я расскажу Патрику об этом, он спросит:

– Мы все-таки говорим о спектакле или о нас?

– Пьеса и есть мы. Поэтому, чтобы играть убедительнее, я должна знать правду о нас. Разве это не сексуально? Знать правду о ком-то. – Я колеблюсь. – Так что если ты все еще работаешь на полицию, ты должен мне об этом сказать.

– Клэр, – устало говорит Патрик, беря меня за руку. – Это моя вина. Я слишком рано заставил тебя приступать к роли. Пока ты еще слишком слаба. Еще не поздно отказаться. В конце концов, у тебя есть дублерша. Ты можешь отступить и позволить ей участвовать в спектакле.

– Я не слаба, – возражаю я. – Я полная противоположность слабости. Естественно, я не собираюсь отступать.

На моем еженедельном сеансе с доктором Феликсом специалист поднимает этот вопрос.

– Патрик позвонил мне. Он беспокоится о вас.

Я пожимаю плечами.

– Я знаю.

– Патрик полагает, что все ваши подозрения о его шпионаже – явный показатель нездоровья.

– Я знаю.

– А что вы сами думаете, Клэр?

– Я думаю, происходящее слишком сильно напоминает лозунг на старой футболке: «Это не паранойя, если они действительно хотят вас поймать». Вот я и пытаюсь решить, так ли это. Если окажется, что я ошибаюсь – я буду в порядке.

Доктор Феликс ждет, что я расскажу об этом подробнее. Когда я этого не делаю, он меняет направление разговора.

– Насколько я понимаю, перед вами стоит серьезная профессиональная задача.

– Спектакль? Да, конечно.