Союз нерушимый? - Валерий Большаков (2020)

Так и со мной. Не знаю, может, виноват ракурс, с которого я смотрел, или настроение, но я не переставал любоваться Инной, чем дальше, тем больше находя прелести в ее образе. Нет, я и раньше отличал Дворскую – она действительно красивая девчонка, очень даже, но именно сейчас я различил в лице, в фигурке Инны что-то нездешнее, неземное. Меня так и тянет сложить молитвенно ладони…

Девушка резко повернулась ко мне, распахивая свои голубые глазищи, а я запаниковал. Что?! Я сказал это вслух?!

– Правда? – робко прошептала Инна.

Я молча кивнул, а девушка склонила голову, очень мило краснея. Блеснула на ресницах слеза. Инна засмеялась смущенно, кончиками пальцев проводя по выдавшим ее глазам, и выпрямилась, оглянулась на дверь.

Голоса Изи и Али доносились неразборчиво, но вот Динавицер воскликнул:

– Да не знаю я! А врать не хочу!

– Вот турок… – попеняла ему Аля.

И сразу молчание. Мы с Инной переглянулись, без слов понимая друг друга.

– Он боится это сказать! – прошептала Дворская, отводя взгляд, но он снова вернулся – ко мне. Приманивая, затягивая в сладкий, дурманящий омут. Инна гибко поднялась – и мои губы мигом обсохли. «Эй, эй! – встревожился Михаил Петрович. – Только любовей мне еще и не хватало! Тебе же и так хорошо, зачем тогда амурная морока? Влюбленность деактивирует префронтальную кору, задействованную в принятии рациональных решений!»

Но юному Мише плевать было на старого зануду.

«Если она подойдет ближе… – думал я, замирая. – Еще ближе… Прижмется если… Да пусть всего лишь притронется! Тогда – всё…»

Меня спасло явление раскрасневшейся Альбины – сердитость и обида все еще не оставляли ее, но уже чувствовалось, виделось смягчение. «Похоже, сегодня я спас неудавшийся тогда брак…» – отмер я.

Инна так красноречиво уставилась на подружку, что у Ефимовой щечки зарозовели.

– Турок он, – смущенно поставила Аля диагноз.

– Еще какой! – донеслось из зала. – Но я лечусь!

Дворская радостно затормошила Ефимову и бросилась к плите – божественный аромат пиццы распирал духовой шкаф, струился по кухне, мучая юнцов и юниц.

– Не подгорит? – озвучила тревогу Инна, изящно приседая и заглядывая сквозь замызганное стекло духовки.

У меня опять во рту пересохло, но тут явился Изя – его уши пылали как стоп-сигналы.

– Я вовремя? – жизнерадостно спросил он.

– Еще немного, еще чуть-чуть, – фальшиво пропел я, испытывая разброд чувств. – Сейчас, подрумянится слегка, и можно будет…

– …жрать! – алчно выдохнул Динавицер.

– Фи! – вздернула носик Аля. – Воспитанные молодые люди так не выражаются.

– Так то – воспитанные! А я – упитанный! То есть наоборот – мне привес нужен!

Потрепавшись еще минут десять, мы, наконец, достали противень и водрузили его на стол. Пицца исходила паром, дразня ароматами, неведомыми на этой жилплощади.

– Вкуснятина какая… – пробормотал Изя.

– Так ты ж еще не пробовал!

– А я заранее. Потом рот занят будет…

– Режем! – сказал я кровожадно. – Куски быстрее остынут.

Оставив долю яства родителям и Насте, я раздал друзьям горячую пиццу, и те не стали долго дожидаться – принялись за дело. Изя оказался прав – до разговоров дело не дошло, все издаваемые нами фонемы выражали первобытное удовольствие и звучали точно так же, как когда-то под закопченными сводами пещер.

Сытые и довольные, одноклассники лениво подались на выход. Я подал Инне ее шубку «под норку» и уловил блеск девичьих глаз в полутьме прихожей. Сухой и холодный ум наверняка убедит себя и всех, что за несказанное сияние я принял всего лишь блик люстры из комнаты, но Мише Гарину было виднее.

Мне вдруг нестерпимо захотелось касания Инниных губ, пусть даже наилегчайшего, но не те стояли времена, чтобы рассчитывать на такие дорогие подарки. Девушка улыбнулась только и помахала ладошкой.

– Пока!

– Пока…