Союз нерушимый? - Валерий Большаков (2020)

Заняв у младшего братца школьный альбом и карандаш, Алексей уверенно набросал прорись мужского лица – крупного, почти квадратного. С каждым нанесенным штрихом смутная картинка проявлялась все яснее – карандаш будто наводил резкость, добавляя черту за чертой. Широковатый нос… Густые брови… Большой рот… Капризно опущенная нижняя губа… Брыластые щеки… Чуть оттопыренные заостренные уши…

К такой физиономии подошла бы пышная копна курчавых волос, как у Дюма-отца, но Вакарчук носил короткую, словно прилизанную прическу. Лицо дышало животной силой, но все портили неожиданно маленькие глазки, сбежавшиеся к носу – они придавали «дяде Степе» трусоватость и в то же время – порочность.

«А парень талантлив…» – заметила Марина.

– Вот, – сказал Бес несмело, протягивая портрет.

– Недурно… – протянул Ершов. – Где он живет, не знаешь?

Лёха замотал головой.

– Ладно, – легко смирился Григорий, – найдем. Значит, так. Мы не станем тебя привлекать, если согласишься нам помочь…

– Да, конечно! – пылко отреагировал Бессмертнов. – Да я…

Марина жестом утихомирила Беса.

– Тогда слушай внимательно, а лучше сразу записывай. Составишь донесение для Вакарчука, как вы и договаривались. Сообщишь все, что ты узнал, – имя, место работы… Пиши, пиши! Я буду диктовать.

Алексей вооружился ручкой и тетрадным листком.

– Пиши: «Зовут Миха… Тире. Михаил Иванович Зорин, работает в городской поликлинике, санитаром на «скорой». Завтра…» Написал? «Завтра узнаю адрес, где он живет». Все.

Марина перечитала записку и кивнула.

– Положишь в ячейку ровно в три и можешь быть свободен. Завтра тебе передадут адрес – составишь такое же сообщение. Понятно? Учти: за тобой будут следить, но ты не должен оглядываться и обращать на себя внимание – нас интересует Вакарчук. Веди себя как всегда. Все понял?

– Так точно! – выдохнул Бес и преданно уставился на Исаеву.

– Вольно, – улыбнулась Марина. – Надеюсь, не стоит напоминать, что рассказывать о нашем визите… мм… не рекомендуется?

– Помалкивай, короче, – пробурчал Ершов.

Оперативники вышли, и Алексей очень медленно, очень тихо притворил за ними дверь.

Тот же день, ближе к обеду Первомайск, улица Чкалова

Все пять уроков я отбыл, тихо млея и огорчаясь звонкам на перемену. Ведь тогда предмет моего обожания покидал класс, а не сидел рядом, совсем близко, часто касаясь моей трепещущей натуры то плечиком, то ножкой, ласково улыбаясь мне, мне одному, и счастливо румянясь.

Я уже прекрасно понимал, что влюбился, мне было весело и грустно, вот и подначивал себя, иронизировал, лишь бы сбить градус смущения и растерянности. Дескать, старикашка, а туда же – втюрился, как мальчик! Даже словечки подыскивал погрубее да посмешнее, как будто это могло что-то изменить. Впрочем, тот короткий период времени, когда меня одолевал испуг и я метался, пытаясь хоть как-то «излечиться», незаметно прошел. У меня больше не было желания покончить с моим чувством. Наоборот, я был счастлив, что и меня постигла школьная любовь, чего не удалось испытать в «прошлой жизни».

Я узнавал это прекрасное и ужасное состояние, когда весь мир побоку и только один человек на всей планете интересует тебя по-настоящему. Одна девочка. Девушка. Инна.

Вот только, кроме нечаянной любви, во мне не остывало и другое чувство – долга. Сегодня я уже почти собрался проводить Инну до дому, и тут нарисовался Лушин.

– Привет лауреатам! – бодро воскликнул он. – Пошли знакомиться!

– С кем? – кисло бросил я.

– Здрасте! С начальником Центра. Забыл, что ли?

Уныло вздохнув, я ответил:

– Пошли…

Мы спустились в школьные мастерские, и я издали услыхал громкий голос дяди Вили, нашего трудовика, – он был глуховат и потому всегда разговаривал на повышенных тонах. Наверное, ему казалось, что и нам его плохо слышно.