Кровь на эполетах - Анатолий Дроздов (2021)

– У нас – тоже! – хохотнул Давыдов. – Кого война разорила, а кому-то на пользу пошла. Будут крестьяне после войны платить подати французским серебром[3]. Условились, Платон Сергеевич. Жду!

Он повернулся и пошел к крыльцу, а я занялся размещением отряда. Спустя два часа вместе с офицерами вошли в штабную избу. Нас ждали. За накрытом столом сидели офицеры с Давыдовым во главе. Завидев нас, они встали.

– Добрый вечер, Платон Сергеевич и вы, господа! – улыбнулся подполковник. Сейчас на нем не было кафтана, зато красовался гусарский мундир с орденами. В комплекте с бородой смотрелся Денис Васильевич комично. – На правах хозяина представляю своих офицеров. Штаб-ротмистр Николай Григорьевич Бедряга, поручик Дмитрий Алексеевич Бекетов, поручик Петр Иванович Макаров. Хорунжий Астахов… А это, – он указал на невысокого мужчину в синем казачьем мундире с типично азиатской внешностью, – хорунжий Мекля Сахалов, командир сотни калмыцкой верблюжьей конницы.

– Взяли все же? – не удержался я.

– Последовал вашему совету, Платон Сергеевич, – подтвердил Давыдов. – И не пожалел. Отличные воины – храбрые и умелые. Вы были правы: кони боятся верблюдов. Стоит калмыкам понестись в атаку, как лошади французов пугаются и встают на дыбы. Строй кавалерии расстраивается, а уж тут мы… – он ударил кулаком в ладонь. – А знаете, что еще наши калмыки удумали? Подстрелит кто-то из них француза из ружья, подъезжает, спешивается, достает нож и изображает, что будто потрошит труп. А у самого в рукаве кусок сырой бараньей печенки. Он его незаметно достает и начинает есть на виду у неприятелей. Те думают, что это он человечью печень пожирает и приходят в ужас[4]. После чего бери их голыми руками.

Давыдов захохотал, его офицеры присоединились. Сахалов улыбнулся, показав мелкие, острые зубы.

– Простите, Платон Сергеевич, отвлекся, – извинился Давыдов. – Познакомьте нас со своими офицерами.

После представления мы расселись за столом, на который перед этим выставили несколько бутылок из своих запасов.

– Богато живете, господа! – хмыкнул Бедряга, повертев в руках одну из них. – Бренди! А это ликер? – спросил, указав на соседнюю бутылку.

– Да, – подтвердил я. – Не удивляйтесь, Николай Григорьевич. У французских артиллеристов в зарядных ящиках и не такое найдется. Встречались даже дамские нижние рубахи. Правда мы их не брали – фасон не наш и кружева не по уставу.

Ответом был громовой хохот. Шутка гусарам понравилась. Атмосфера за столом установилась душевная, и некоторое время все дружно пили и ели. У Давыдова нашлись столовые приборы и серебряные блюда, судя по их виду, трофейные, так что все бодро орудовали вилками и ножами, даже Сахалов. Я-то ожидал, что калмык будет брать мясо руками, отрезая от него куски кинжалом. Ничего подобного – приборный нож в правой руке, вилка в левой…

Угощение было небогатым: вареная говядина с картошкой, квашеная капуста, хлеб и моченые яблоки. Зато в большом количестве. Самое то, под бренди, водку и ликер.

– А теперь, Платон Сергеевич, – сказал Давыдов, когда сытые офицеры достали трубки и задымили, – расскажите про дело под Малым Ярославцем.

Я подчинился. В особые подробности не вдавался, но даже краткий рассказ хозяев впечатлил.

– Умеете же вы воевать, Платон Сергеевич! – сказал Давыдов после того как я смолк. – Встать батальоном против корпуса и суметь сорвать тому переправу… Не слыхал о подобном.

– Капитан наш поскромничал и не рассказал, как бил французских гусар, – внезапно подключился Синицын. – Они наше каре прорвали. Тогда Платон Сергеевич схватил трофейный топор на длинной ручке – и шмяк им! Лошадь с копыт, намертво. Шмяк – и вторая. Где-то с десяток набил, пока мы строй стянули и отогнали неприятеля залпом. Если б не командир, смяли бы нас. Я уже Богородице молился.

И вот зачем Синицын влез? Гусары нахмурились. Неприятно им, что таких орлов как они пехотный капитан уделал. И неважно, что французов.