АЗ: И даже память на зрительные детали?

MX: Да. Я знаю, это звучит немного странно, но даже память на зрительные детали – я не могу мысленно увидеть их, но могу вспомнить. Я просто знаю о них, но не могу их увидеть. Я не могу объяснить это.

Описание этого случая получило широкую огласку и привело к установлению того факта, что значительное число людей – возможно, 2 % населения – лишены этой способности. Это расстройство было названо афантазией («фантазия» – термин Аристотеля для мысленного взора, приставка «а» обозначает ее отсутствие).

У некоторых людей, сообщающих о пожизненной неспособности визуализировать, оказываются затронуты все виды чувств – иными словами, у них нет также и «мысленного уха» или «мысленного языка» – в то время как у половины страдает лишь зрительное воображение. Часть людей с этим расстройством описывают трудности с автобиографической памятью, что, вероятно, не должно удивлять, поскольку для большинства из нас зрительное воображение является очень важным компонентом автобиографической памяти. И действительно, многие области мозга, которые активируются при воспоминании о прошлом, также активируются и при зрительном представлении. Некоторые художники и писатели также сообщают о неспособности к представлению, тем не менее, они очень творчески одарены, что делает очевидным тот факт, что неспособность к представлению не то же самое, что неспособность к воображению. Крейг Вентер, первым расшифровавший геном человека, давно признался в отсутствии способности к представлению, и, по его мнению, это только способствовало эффективности его работы.

Интересно, что многие люди с афантазией знают, что такое зрительные образы, поскольку они видят сны и гипнагогические образы при засыпании, однако они не могут вызвать зрительный образ произвольно. Это может быть связано с тем, что, по существу, сновидение – это восходящий процесс, обусловленный активностью в стволе мозга, и мозговая активность во время сна и бодрствования очень различается. Когда мы принимаем произвольное решение представить что-либо, мы запускаем нисходящие процессы, в которые вовлечены совершенно иные мозговые структуры, с особым участием лобных и теменных долей.

На другом конце шкалы находятся люди с недавно обнаруженной способностью к необычайно яркому зрительному представлению – гиперфантазией. Сравнение этих двух групп должно пролить свет на то, каким образом мы выстраиваем нашу внутреннюю реальность.

Интервью. «Покажи мне, что ты там: Этические дилеммы минимального сознания»

«Что если часть людей, находящихся в, казалось бы, вегетативном состоянии, на самом деле пребывают в сознании?» – спрашивает Джозеф Финс, профессор медицинской этики и медицины медицинского колледжа Корнеллского университета в Нью-Йорке и соруководитель Консорциума по углубленному изучению травм головного мозга (CASBI).

– Ваша работа затрагивает трудные вопросы, связанные с нарушениями сознания после травм головного мозга. Почему эта проблема так важна для Вас?

– Мы только недавно стали понимать, что определенная подгруппа людей, которым был поставлен диагноз вегетативного состояния, вовсе не были вегетативными. Они не были без сознания постоянно; на самом деле они были в сознании. Сейчас мы называем это «состоянием минимального сознания». Это указало мне на проблему прав человека, поскольку эти люди, обладающие способностью к взаимодействию и на каком-то уровне осознающие происходящее, были изолированы в домах-интернатах для престарелых и инвалидов.

– И, таким образом, в Вашей книге «Право берется за ум» («Rights Come to Mind»), Вы решили рассказать их истории.