Мечта для нас - Тилли Коул (2019)

– Поняла? – спросил я. Голос звучал хрипло, и виной тому была близость Бонни. Ее маленькое тело идеально вписывалось в изгибы моего, как кусочек пазла, вставший на место.

– Да, думаю, да.

И все же ни один из нас не двигался. Не знаю почему, но я все сидел на табурете, а Бонни Фаррадей прижималась к моей груди. До тех пор, пока…

– Кромвель? – Голос Бонни нарушил уютное молчание. – Ты ведь можешь сыграть все, что угодно, да? И для этого тебе не нужно ни учиться, ни тренироваться, ты просто видишь музыку и умеешь играть все, что захочешь. – Она повернула голову, и ее губы почти коснулись моих. Девушка пристально посмотрела на меня. – Тебя ведут цвета.

Я вспомнил, как впервые прикоснулся к музыкальному инструменту. У меня перед глазами точно широкая, ровная дорога танцевали цвета, и мне оставалось лишь следовать за ними. Я кивнул. Бонни вздохнула.

– Ты не мог бы… сыграть мою песню?

Не отрывая взгляд от моего лица, Бонни нащупала мои руки, сжимающие гитару, и потянула к струнам, а потом снова откинулась мне на грудь.

– Пожалуйста, сыграй для меня.

Она выглядела усталой, тело, прижавшееся к моей груди, обмякло, голос еле звучал. Я пошевелил пальцами. Обычно я не играл на гитаре, но Бонни права: это не имеет значения. Я могу просто сыграть.

Мои руки знали, как двигаться.

Закрыв глаза, я заиграл, но на этот раз слов не было. Бонни слушала мою игру молча, она замерла и, пока я играл, не шевельнула и мускулом. Она явно очень любила этот инструмент.

Когда песня закончилась, в комнате воцарилась тишина. Я чувствовал исходивший от Бонни аромат персика, видел ее голое плечо, выглядывавшее из широкого выреза джемпера, и сам не понял, как мои пальцы снова начали перебирать струны. Я не стал себя одергивать, отказался от борьбы. Не стал скрываться от Бонни. Я просто думал о ней, о том, что мы – здесь и сейчас, и с помощью гитары, которую Бонни так любила, без слов рассказывал ей о том, что сейчас чувствую.

Получив возможность действовать свободно, мое тело сразу же откликнулось. У меня в руках был настоящий музыкальный инструмент. Не клавиши ноутбука, не искусственно синтезированные треки, а дерево и струны, и цвета вели меня за собой. Персик и ваниль, молочно-белая кожа и каштановые волосы вдохновляли меня создавать новые мелодии.

Не знаю, как долго я играл: две минуты или два часа. Я освободил свои пальцы от кандалов, которые нацепил на них три года назад. И с каждой нотой злость, накопленная за все то время, что я отказывался играть, испарялась, исчезала, пока не растворилась вовсе.

И я испытал то, что так долго отказывался принимать: ощущение полета, подарить которое могла лишь музыка. Мне показалось, будто я впервые за долгое время вдохнул полной грудью. Я дышал, сердце билось, кровь быстрее бежала по венам. Я сочинял музыку, потому что это было частью меня, а не просто занятием, от которого можно отказаться по своему желанию. Наконец я жил так, как должен был.

Я понял, что теперь вряд ли смогу вернуться к прежнему существованию без музыки.

Мои руки замерли, пальцы после непрерывной игры онемели, но это было приятно и правильно. Захватывающе. Я заморгал, разгоняя туман перед глазами, и увидел, что из другого конца комнаты на меня смотрит фортепиано. Скрипка. Виолончель. Барабаны. В крови забурлил адреналин, захотелось поиграть на всех этих инструментах. Вкусив немного музыки, я, словно наркоман, желал получить еще и еще.

– Кромвель… – Голос Бонни вернул меня к реальности. Девушка подняла руку, коснулась моей щеки и повернула голову. Ее щеки были мокрыми от слез, ресницы слиплись, а губы… у Бонни всегда были такие красные губы, каких я не видел ни у кого другого. Цвет казался почти неестественным.

Ее ладонь обжигала мою кожу, как раскаленная печка. Я повернулся, так чтобы ее ладошка полностью накрыла мою щеку, и с губ Бонни сорвался тихий вздох.