В эту минуту Пенкроф подошел к нему и самым обычным голосом спросил, нет ли у него случайно хотя бы одной спички.

Гедеон Спилет остановился, поискал в карманах и, не найдя в них ничего, сказал:

– У меня были спички, но я, наверное, их выбросил…

Моряк задал тот же вопрос Набу и получил такой же ответ.

– Проклятие! – проворчал он, не в силах сдержать досаду.

Спилет услышал его восклицание и, подойдя к Пенкрофу, спросил:

– У нас нет ни одной спички?

– Ни одной, а следовательно, нет и огня!

– Ах! – воскликнул Наб. – Если бы мой хозяин был здесь, он сумел бы добыть огонь!

Теперь только все четверо потерпевших крушение ясно поняли значение отсутствия спичек и молча стояли, с тревогой глядя друг на друга. Герберт первым нарушил молчание.

– Мистер Спилет, – сказал он, обращаясь к журналисту, – вы ведь курите, и поэтому у вас всегда должны быть при себе спички! Может быть, вы не очень хорошо искали? Поищите еще! Нам бы хватило и одной спички!

Гедеон Спилет снова обыскал карманы брюк, жилета, пальто и вдруг, к великой радости Пенкрофа и к своему крайнему изумлению, нащупал спичку за подкладкой жилета. Он судорожно сжимал пальцами драгоценный кусочек дерева, раздумывая, как бы его достать. Это наверняка была спичка, и притом единственная, поэтому вытаскивать ее надо было осторожно, чтобы не повредить фосфорную головку.

– Позвольте мне это сделать, – предложил свои услуги Герберт.

И вслед за этим он осторожно и очень ловко вытащил маленький кусочек дерева, маленькую спичку, такую драгоценную для этих несчастных людей. Спичка оказалась совершенно целой.

– Спичка! – воскликнул Пенкроф. – Теперь мне кажется, что мы нашли ценный груз!

Он взял спичку и в сопровождении своих товарищей вошел в Гроты.

С этим маленьким кусочком дерева, который в обитаемых землях не имеет никакой ценности и расходуется с полным равнодушием, здесь надо было обращаться очень бережно. Пенкроф еще раз внимательно осмотрел спичку и убедился, что она целая и к тому же совершенно сухая. Затем, не обращаясь ни к кому особенно, сказал:

– Мне нужна бумага.

– Вот вам бумага, – ответил Гедеон Спилет, после некоторого колебания он решился вырвать листок из своего блокнота.

Пенкроф взял листок у журналиста и присел на корточки перед очагом. Для того чтобы спичка вернее исполнила свое назначение, он подложил под хворост немного сухой травы, листьев и сухого мха, расположив их так, чтобы между ними свободно циркулировал воздух и сухое дерево быстрее загорелось.

Затем Пенкроф свернул бумагу в виде воронки, как это делают курильщики, когда хотят разжечь трубку на ветру, и осторожно засунул ее между пучками сухой травы. После этого он взял слегка шероховатый камешек, тщательно вытер его и, затаив дыхание, с сильно бьющимся сердцем несколько раз провел спичкой по камню. Никакого эффекта: Пенкроф чиркнул спичкой чересчур слабо, боясь содрать фосфор.

– Нет, не могу, – сказал он наконец, – у меня рука дрожит… Спичка не горит… Я не могу… Я не хочу!.. – и, поднявшись, попросил Герберта заменить его.

Никогда еще в своей жизни юноша не был взволнован так сильно, как в эту минуту. Сердце у него громко стучало. Даже Прометей, когда шел похищать небесный огонь, и то, наверное, был более спокоен! Но Герберт недолго колебался и быстро чиркнул спичкой о камень. Послышался легкий треск, и вслед за тем показался небольшой голубоватый огонь, сопровождаемый едким дымом. Герберт осторожно повернул спичку, чтобы дать огню разгореться, и сунул ее в бумажную воронку. Через несколько секунд бумага вспыхнула, и вслед за ней загорелся и мох.

Вскоре весело затрещал хворост, и яркое пламя, энергично раздуваемое сильными легкими моряка, озарило темную пещеру.

– Наконец-то! – воскликнул Пенкроф, поднимаясь на ноги. – Я еще никогда в жизни не дрожал так от страха!