Мало избранных - Алексей Иванов (2018)

Они брели по высокой траве, мокрой от росы, а всю степь заволокло густым предрассветным туманом. С одной стороны где-то в глубине своих толщ туман лазурно и нежно лучился – там скоро должно было подняться солнце, а со всех других сторон мгла была напитана сырой синевой. Тёмные и мохнатые ковыли призрачно истаивали, словно превращались в дым.

Ваня взял Машу за руку и шагнул ближе. Маша запрокинула лицо. Глаза её блестели, а мягкие губы оказались влажными и холодными. Ваня сдвинул платок у Маши с головы, чтобы ощутить ладонью её волосы, и прижал Машу к себе, но она вдруг упёрлась ладонями ему в грудь, отвернулась, к чему-то тревожно прислушиваясь, и прошептала:

– Там кто-то есть, Ванька… Люди едут.

– Не бойся, – попросил Ваня.

– Я правду говорю! Тихо!

Маша с неожиданной силой потянула Ваню вниз, и они опустились в траву. Маша рукой закрыла Ване рот, и тогда он тоже различил в живой тишине степи глухие звуки неторопливого и уверенного движения.

В тумане качнулись смутные бесплотные тени, но не растворились, а слились друг с другом, и наконец над ковылями тихо вылепился высокий двугорбый верблюд-бактриан. Белый верблюд. Он плыл, чуть покачивая горделиво поднятой головой на изогнутой шее, и смотрел поверх трав и поверх Маши с Ваней. У него была цель. Намётанный взгляд Вани сразу определил: это не дикое животное, не пугливый поджарый хаптагай. Дикие верблюды всегда бурые и всегда настороженные, они меньше по размеру, у них нет мозолей на коленях, и они держатся косяками. А этот ступает как хан. Он хорошо откормлен – горбы торчат плотно и упруго. И вообще это вовсе не верблюд, а могучая и холёная верблюдица. Она величественно проскользила мимо в тумане, словно корабль.

– Маша, это всё неспроста, – обеспокоился Ваня. – Бежим на стан.

Отряд Ремезова шёл к Тоболу всю ночь, лишь под утро Семён Ульяныч смилостивился и дозволил передохнуть. Однако лошадей не рассёдлывали. Семён Ульяныч не боялся погони, но тянуть в пути не стоило.

Ещё на суходоле у тайника Ерофей предложил добираться до русских слобод верхами, тем более что у каждого теперь имелась сменная лошадь. Семён Ульяныч согласился с Ерофеем, но Леонтий рьяно воспротивился.

– Ты, батя, не казак уже! – отрезал он. – Ты в стремени только одной ногой! Тебя за два дня совсем растрясёт – начнёшь из седла падать!

– Я кушаком привяжусь! – гневно закричал Семён Ульяныч.

– Не дело, – возразил и Семён-младший.

– Дожили до праздника, батьке зубы пересчитывают! – орал Семён Ульяныч. – Много чести вам – отцом-то командовать! Живьём хоро́ните!

И всё же конными решили ехать только до Тобола, а там сесть в лодку.

Онхудая и джунгар оставили возле опустошённого тайника. Забрали у них лошадей, сабли и ножи; Леонтий перерезал тетивы на луках, а Ерофей с треском переломал об колено все стрелы. Но ничего смертельного в этом не было. Джунгары дотащатся до своей юрги и пешком, и безоружные.

– Отомстят они нам, – убеждённо сказал Семёну Ульянычу Ерофей.

– Здесь я мщу, – ответил Ремезов. – А они воруют.

В предрассветном тумане Ваня и Маша еле отыскали свой стан. Ваня потряс за плечо спящего Леонтия и толкнул Семёна Ульяныча.

– Ты чего? – недовольно спросил Леонтий. – Только глаза сомкнули…

Семён Ульяныч зевнул и перекрестил рот.

– Я в степи видел белую верблюдицу, – негромко сообщил Ваня.

– Ну и что?

– Откуда она? Где-то рядом хозяин должен быть. А верблюдица добрая, дорогая. На такой нойон Цэрэн Дондоб ездит.

Семён Ульяныч вцепился Ване в рукав.

– Дондоб?! – возбуждённо переспросил он.

– Дондоб. Его верблюдицу Солонго зовут.

– А та, которая в степи, что делала? Паслась?

– Нет, просто прошла куда-то, – растерялся Ваня. – Одна и без сбруи. Ни ездока, ни погонщика, ни стада… Может, потерялась?..

– Уходим! – засуетился Ремезов. – Во все пятки дерём!