Мало избранных - Алексей Иванов (2018)

Следствие у Лихарева шло ни шатко ни валко. Кроме пропавших денег Бухгольца, майор откопал в бумагах ещё несколько мелких грехов Гагарина: семь лет назад в Вятке испарился хлебный обоз; два года назад государыня выдала губернатору три тыщи рублей в китайский торг, и эти тыщи канули в безвестность; губерния задолжала за пять лет по разным статьям, хотя и не пушным… Однако всё это было ерундой. Об истинном воровстве могли поведать только люди, а не бумаги, а люди отпирались. Ежели бы удалось расколупать, скажем, секретаря Дитмера, то грехи губернатора посыпались бы, точно пятаки из порванного кошеля, – но как расколупать хитрого шведа? И майор от безысходности отправился допрашивать архитектона.

Дело это изначально было бесполезное. Майора предупредили, что архитектон – старик склочный и упрямый. Да и что он мог рассказать? Строительство в Тобольске замерло три года назад – кончились деньги. А без денег нет и воровства: о чём говорить?

Лихарев присел на лавку боком к столу и положил шляпу рядом с собой, словно поясняя, что он явился с полным уважением к хозяину и потому ждёт такого же уважения к своему делу. Семён Ульяныч надменно задрал бороду.

– Небось знаешь, кто я, – сказал Лихарев.

– Понятно, знаю. Майор сенатский, государев доглядчик.

– Ну, так пособи. Растолкуй, где губернатор на свою сторону отмахнул.

– Я за плечом у него не стоял, не ведаю!

– На него четыре сундука доносов в Сенате.

– Вот к тем доносчикам и ступай! – отрезал Семён Ульяныч.

– Дубины вы стоеросовые, сибиряки! – в глаза Семёну Ульянычу смело сказал Лихарев. – Кого покрываешь, Ремезов? Вора! А его карать надо!

– А мне ябеда против души! – так же прямо ответил Семён Ульяныч.

Лихарев подался вперёд. Казалось, он цапнет архитектона за грудки.

– Ежели вора не остановить без жалости, так его даже страх не уймёт! И он не покается, Ремезов, он чести и славы потребует, как праведник!

Семён Ульяныч засопел и отвернулся.

– Тоже знаю, не дитя сопливое! – мрачно ответил он. – Но пусть его бог накажет, а я прощаю! Матфей писал: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»!

Лихарев злобно ухмыльнулся, ощерив зубы под усами.

– Кто обчистит твой правый карман, обрати к нему и другой!

– Не богохульствуй, дурак! – крикнул уязвлённый Семён Ульяныч.

– Это ты дурак, Ремезов! – Лихарев схватил свою шляпу и хлопнул ею о край столешницы. – Я понимаю, когда коменданты с канцелярией в рот себе кулак суют – они вместе с губернатором плутовали! А ты-то, старый пень? Эх, не того прощаешь, мастер!

Ваня лежал у себя за печью и слышал весь разговор. Для Вани теперь не существовало человека, которого он поставил бы выше Семёна Ульяныча, и всё же справедливость Ваня ощущал за майором Лихаревым.

А майор был совершенно прав, когда полагал, что секретарю Дитмеру известны все тайны губернатора. Впрочем, конечно, не все, но достаточное количество, чтобы мысли о богатствах князя лишили Дитмера покоя.

Дитмер самым внимательным образом изучил скарб Матвея Петровича, когда тот покидал свой дом в Тобольске. Груда была немалая, но Дитмер не обнаружил в ней окованного сундучка, в который губернатор при секретаре не раз укладывал различные золотые вещицы из древних могил; эти вещицы с приятной регулярностью присылали старосты из слобод на Тоболе и коменданты из Тюмени, Шадринска, Ишима и Тары. Дитмер рассуждал логически. Матвею Петровичу никак не провезти это золото через верхотурскую таможню, потому что на таможне сейчас сидят комиссары из комиссии майора Дмитриева-Мамонова. Но Матвей Петрович не помышляет расставаться с губернией навсегда, он рассчитывает вернуться: значит, сундучок с золотом остался в Тобольске. Князь его спрятал. А где?