Обманутый и оскорбленный - Александр Ярославцев (2021)

– Число наших брандеров очень мало, и значит, мы должны попытаться нанести максимальный урон врагу. Несмотря на то что он успел высадить часть своих сил на берег, задача для нашего отряда вполне выполнима. Сейчас для нас ценен и важен любой вражеский корабль, независимо от его тоннажа и наличия солдат на его борту. Каждый из кораблей привез с собой что-то ценное, что-то очень необходимое для вражеского войска, и поэтому уничтожение его будет ценным вкладом в общую победу. Враг пришел захватить Севастополь, и нам надо еще до битвы основательно потрясти его, ошеломить, заставить бояться, чтобы к решающему сражению у него уже не было ни душевной стойкости, ни твердой уверенности в своих собственных силах. Если мы это сумеем сделать сейчас, то считайте, что половина дела уже сделана. Конечно, очень хотелось бы перетопить всего неприятеля в море, но это нереально. Поэтому прошу вас не геройствовать, а постараться нанести урон господам союзникам, – говорил Ардатов, напутствуя своих молодых товарищей, пожелавших рискнуть своей жизнью во славу Отечества.

Из всего количества пароходов только восемь были в прямом смысле брандерами. Основательно загрузившись горючими материалами и ощетинившись абордажными крючьями, они были готовы намертво сцепиться с кораблями противника и поджечь его. Шесть пароходов были вооружены шестовыми минами, а оставшиеся четыре Ардатов предполагал использовать как таран из-за ограниченности времени и горючих материалов.

Напутствовать команду охотников в ночь перед атакой из морского начальства явился только Нахимов, все остальные адмиралы были «заняты». Ардатов прекрасно понимал истинную причину занятости Корнилова и Истомина, но не подавал вида. Из всех трех севастопольских адмиралов Павел Степанович больше всех импонировал графу своей простотой и открытостью. Нахимов пожал руку каждому из членов экипажей брандера, после чего благословил их на подвиг, говоря, что будет ждать их всех живыми и невредимыми.

Самого Ардатова так и подмывало отправиться вместе с охотниками в этот смертельно опасный рейд, но трезвый рассудок сумел унять этот сердечный порыв. Подобно каменной статуе Командора, Михаил Павлович молча стоял на пирсе, провожая на подвиг созданную им команду сорвиголов. Не поехал он и к казакам Зоргича, которые должны были встречать на берегу моря шлюпки с брандеров. Эту миссию он возложил на поручика Хвостова, молодого юношу, которого он сам лично выбрал в порученцы. И отказался он от этой поездки не из-за трусости или телесной слабости. Просто сейчас его место было именно в Севастополе, где он должен был томительно ждать результатов чужих действий.

Отряд брандеров благополучно миновал отрезок пути между Севастополем и Евпаторией. Единственным досадным происшествием была поломка машины на одном из пароходов, отчего их число уменьшилось до семнадцати вымпелов. Шли они без огней, обозначив свое присутствие в море лишь топовыми фонарями. Также не было на мачтах кораблей флагов, хотя остряк Бутузов настойчиво просил Ардатова разрешить поднять черные знамена с черепом и скрещенными костями.

Несшие дозор на кораблях армады матросы либо проспали появление русских брандеров, либо приняли их за английские пароходы, идущие из Варны с провиантом для экспедиционных сил. В основном на рейде перед Евпаторией располагались французские и турецкие суда, тогда как англичане еще только собирались перевести свои корабли в Крым.

Полностью уверенные в том, что русские моряки не рискнут покинуть Севастополь, британцы отправили свои винтовые корветы и линейные корабли для охраны транспортов лишь на время их плавания к берегам Крыма. Как только высадка десанта состоялась, флот ее величества вернулся в Варну, оставив для охраны парусных кораблей только два винтовых корвета. Это был весьма рискованный шаг со стороны англичан, так как стоявший в это время у берегов Крыма штиль моментально превратил парусные корабли армады в беззащитную мишень перед русскими брандерами.