Длинные версты - Владислав Конюшевский (2021)

Общую приятность вечера несколько портила легкая свара сапера с зампотехом, но это так – рабочие моменты. На очередной, особо громкий вопль из-за деревьев я прислушался. Ага – Пташкин, зажав инженера в виртуальный угол, напористо требовал от него помощи в изготовлении корпуса для мины. Причем – немедленно. Но Игнат Анатольевич, несмотря на молодость и гражданское происхождение, весьма успешно оборонялся от настырного морячка. И под занавес выдал такую тираду, что я лишь уважительно покачал головой, а Пташкин, прочувствовав, наконец, несвоевременность своих хотелок, гордо удалился.

Ну да – сапера можно понять, но сейчас, в данном вопросе, я поддерживал инженера. Завтра нам предстоит дальний марш. Причем настолько дальний и быстрый, что весь гужевой транспорт двинет даже не с нами, а в указанную промежуточную точку. Лошадки просто физически не сумеют за день отмахать почти сотню километров. Зато машины смогут. Ведь задумка у меня была какая – разрушить железнодорожные пути по дороге следования гайдамаков. Они ведь наверняка по железке думают проскочить. Может, даже до Геническа. А мы им эту малину обломаем. Если очень повезет, то успеем какую-то часть под откос пустить. Ну а остальных, которые двинут своим ходом, станем кусать в привычном нам стиле.

Но для этого нам надо их встретить как можно дальше. И зампотех весьма проникся словами, что каждый человек будет на счету, а поломка даже одной единицы техники на марше меня весьма огорчит. Инженер уже наслушался страшилок про «огорченного» Чура, поэтому сейчас, без балды, все силы бросил на подготовку машин к завтрашнему дню. А Пташкин просто сдуру влез под горячую руку… В общем, убедившись, что вчерашний гражданский, проявив необходимую волю, отбил лихой наскок моремана, я со спокойной душой пошел дальше, заниматься своими делами.

Потом был ужин, потом обход батальона, а когда уже почти стемнело, меня отловил комиссар. Причем не один, а с нашим аккордеонистом. Хм… значит, хвастаться будут, и сейчас произойдет очередная демонстрация вокала. В принципе, это началось довольно давно, еще когда мы к ростовскому параду готовились. Тогда у меня появилась идея наладить нормальную музыку в батальоне, а то исторгаемые трубачами звуки заставляли седеть волосы на ногах. Но позже стало не до того.

Зато комиссар ничего не забыл, взяв дело в свои руки. Под его руководством организовался весьма приличный оркестрик, который где-то раз в пару недель выдавал очередной, выдавленный из командира шедевр. Шишку в оркестре держал аккордеонист Всеволод. Так-то он был бывшим студентом, ставшим ныне бойцом морской пехоты. При этом у парня, вкупе с домашним музыкальным образованием, присутствовал шикарный голос. Вот боец и зажигал.

Поэтому сейчас, после некоторых уточнений, мы отошли в сторонку, и Севка, пробежавшись пальцами по клавишам, негромким баритоном запел:

Эх, дороги, пыль да туман,

Холода, тревоги да степной бурьян.

Знать не можешь доли своей.

Может, крылья сложишь Посреди степей.

Дождавшись последнего аккорда, я выставил большой палец:

– Во! То, что надо! Можно запускать в народ!

Лапин согласно кивнул:

– Это да… я вот тоже уже несколько раз слушал, как он репетировал, и все равно постоянно заслушиваюсь… Интересно, кто автор? Ведь будто про нас написано!

Пожав плечами, я честно сознался:

– Не помню.

Кузьма пытливо глянул в глаза:

– Чур, признайся, может, это все-таки твоих рук дело?

Рассмеявшись, ответил:

– Я что – похож на поэта-песенника? Мой максимум – это «Шел Кузьма гулять на речку, перепрыгнул через овечку». Так что не надо на меня наговаривать.

Комиссар лишь хмыкнул. И морда такая хитрая, что сразу видно – мои слова его явно не убедили, и Михалыч по-прежнему подозревает командира в грехе стихоплетства. А Севка, поймав кураж, решил воспользоваться отличным настроением командира, застенчиво поинтересовавшись: