Длинные версты - Владислав Конюшевский (2021)

– Барметов? Э-э… Хм… Ага! Это который Алеша Попович?! Сын отца Вениамина? Несовершеннолетний отрок, тайно сбежавший из дому? Мля! И в бескрайней степи ты умудрился безошибочно найти второго такого же долбодятла?! Чтобы жизнь мне отравить?! Теперь понятно, откуда Бурцев эту бредовую идею почерпнул! Да твою дивизию! Ты же вроде в православной семье рос! Откуда у тебя вообще термины и понятия индуистской философии взялись?

Блудный сын опустил глаза:

– Ну… батяня разные разговоры с другими священниками вел…

Повернувшись к Лапину, я подытожил:

– Короче. Эти два ухаря с глузду съехали и считают меня богом.

Студент пискнул:

– Аватарой…

Глянув, как Потапов слегка двинул ему по шее, я удовлетворенно продолжил:

– Поэтому ты, как комиссар, проводишь среди темных и несознательных бойцов в лице Бурцева, отдельную усиленную антирелигиозную пропаганду. Ибо сказано – «не сотвори себе кумира». То есть – тьфу! Наоборот… Э-э… Ну, короче, ты меня понял! Нам и так его придури хватает, но если студент еще и в религию вляпается, то это просто пипец получится. Поэтому он теперь должен существовать исключительно между Потаповым и тобой. С перерывом на короткий сон. Что касается тебя… – я повернулся к белобрысому, – ты сдаешь винтовку, снимаешь берет, берешь лошадь, запас продуктов и ясным соколом летишь в родное село, к папе! Это вон в ту сторону, порядка пятидесяти верст!

Попович вроде как даже всхипнул, но тут неожиданно вступился Потапов:

– Командир, может, не стоит Ляксея гнать? Он парнишка соображающий. С оружием ладит. Пулемет уже со второго раза понял. Да и твою мотоциклу почти освоил. Пока тебя не было, он даже ездить пробовал.

Упоминанием о байке Федор меня заинтересовал. Хм… если пацан научится гонять на моцике, то это будет очень хорошо. Да и сам парнишка крепенький. Не скажешь, что несовершеннолетний. Поэтому переиграл, резюмировав:

– Ну если ты и его на воспитание возьмешь, то пусть остается. Как – с двумя справишься?

Бывший унтер кивнул и, испросив разрешения, удалился, захватив обоих возмутителей спокойствия. А я, приходя в себя, продолжил готовиться к выходу. Мысли, правда, продолжили крутиться вокруг случившегося. Разговор-то наш слышали многие. Да что там «многие». У всего батальона уши как локаторы были. Даже лошади, сука, не ржали и не звякали сбруей, поддерживая общую тишину. И чем мне это может грозить? Я усмехнулся. Да ничем! Просто появится очередная байка про героического Чура. На этот раз с уклоном в мистику. И как это разрулить, я тоже знаю. Поэтому, когда уже выдвинулись, а едущий рядом Буденный спросил:

– Не понял… тебя тот хлопец, что – давно знает?

Я усмехнулся:

– Нет. Просто мы с ним в красновской контрразведке вместе сидели, а потом из-под расстрела ушли. Беляков перебили да ушли. И вот у него с тех пор немного плохо с головой. Не критично, но сам понимаешь, не каждый после расстрела прежним останется… А из батальона его убирать не хочу. Пропадет мальчишка ни за грош…

Семен понимающе кивнул и решил уточнить:

– А чего он там про старичка говорил? Ты на вид навроде помладше меня будешь. Так, ежели навскидку, то чуть за тридцать…

Грустно сплюнув, я пояснил:

– К контрикам я попал раненым. А потом еще при допросе так обработали, что и мать родная бы не узнала. Поэтому студент посчитал дедом. Я и не возражал. Да что там «возражал» – разговаривать и то толком не мог. Ну а позже, когда уже сбежали – очухался, отмылся, отъелся, вот Бурцев и охренел от изменившегося вида. Чего тут говорить – ты в госпиталях такое наверняка не раз видел.

Буденный вздохнул:

– Это да… помню, землячка у меня как-то подранило. Дык оказия случилась, та я его на лечении навестил. Навестил и не признал бедолагу. Та же беда, что и с тобой. А потом – ничего. Вернулся к нам почти прежний. Токмо глаз дергается. Но один хрен, убило его после. «Чемодан» германский прямо под ним рванул. И ни Митяя, ни лошади…