Штуцер и тесак - Анатолий Дроздов (2020)

– Не трожь княжича, ваше благородие!

Я повернул голову – егеря. Словно из земли выросли. У двоих в руках ружья, и штыки их смотрят в грудь петуха.

– Бунт!.. – голос офицерика сорвался на фальцет. Внезапно он побледнел: – Княжич?

– Платон Сергеевич Руцкий, сын князя Сергея Васильевича Друцкого-Любецкого, – кивнул я. – С кем имею честь?

– Корнет Боярский Валентин Юлианович, – выдавил петух. – Извините, ваше…

– Не нужно титулов, – отмахнулся я. Не то назовет сиятельством – отмазывайся потом. – Чем обязан?

– Его сиятельство князь Багратион повелел доставить к нему лекаря Руцкого. Но, позвольте, разве вы…

– И лекарь тоже, – упредил я. – Что ж. Негоже заставлять князя ждать, – я повернулся к егерям, которые, сообразив, что сделали, стояли с ружьями к ноге. – Коня мне! Живо!

Не прошло и пяти минут, как передо мной стоял оседланный Мыш. Я достал из саквы тесак и перебросил перевязь через плечо. В армии все ходят с оружием. Я хоть не служу, но положение обязывает. В городе видел штатских со шпагами. Мне она не положена – это привилегия дворян, но тесак тоже ничего, смотрится внушительно. Бросив саквы на землю – подберут, я взлетел в седло – наловчился. Боярский вскочил в свое. Я демонстративно вытащил из седельной кобуры пистолет и проверил, есть ли порох на полке. Затем проделал ту же манипуляцию со вторым. Корнет наблюдал за этими манипуляциями с тревогой в глазах. Так тебе, петух! А то бросаешься с хлыстом на приличных людей…

– Едем, Валентин Юлианович!

По улицам предместья и Смоленска мы пронеслись вихрем. Я едва не вывалился из седла – не кавалерист, однако. Встречные прохожие шарахались в стороны и прижимались к заборам. На одной из улиц Боярский свернул к двухэтажному особняку. Мы влетели в раскрытые ворота и спешились у крыльца с колоннами. Подскочившие солдаты увели лошадей. Я двинулся к ступеням, но корнет внезапно остановил меня.

– Платон Сергеевич!

– Что?

– У меня просьба, – сказал он, стушевавшись. – Мне, право, неловко… Не говорите князю о том досадном неразумении.

– Не буду, – кивнул я. – При одном условии: и вы забудете о нем.

– Слово дворянина! – протянул он руку. Я подумал и пожал. Петушок, конечно, мудак, но худой мир лучше доброй ссоры. Если корнет проболтается, егерям не сдобровать. Угроза оружием офицеру – гарантированный расстрел даже в мирное время, тем более на войне.

По широкой лестнице с перилами мы поднялись на второй этаж, где вошли в большую комнату, как я понял мгновением спустя, приемную. За столом справа от двери сидел офицер с аксельбантами, на стульях у стены – незнакомый мужчина средних лет в непонятном мундире и… Спешнев. Меня он встретил взглядом, в котором читались досада и тревога. Это с чего? Тем временем Боярский подошел к носителю аксельбантов и приложил ладонь к киверу.

– Лекарь Руцкий доставлен!

– Долго вы! – сморщился офицер.

– Корнет не виноват, – вмешался я. – Меня не было в доме – ходил по аптекам.

Боярский одарил меня благодарным взглядом.

– Пусть так! – сказал адъютант (кто ж еще?). – Корнет, свободны. А вас, господа, прошу подождать.

Он встал и скрылся за дверью кабинета. Обратно явился почти сразу.

– Заходите, господа!

К моему удивлению встал не только Спешнев, но и незнакомец в непонятном мундире. Так, втроем, мы и вошли в двери – поочередно. В кабинете я увидел знакомых генералов. Теперь я знал, кто из них, кто – Спешнев разъяснил. Все трое сидели за столом: Багратион в центре, Сен-При и Вистицкий по бокам. На столе лежала карта, которую генералы, как понял, только что рассматривали. Здесь же я заметил стопки ассигнаций. Присмотревшись, понял: наши трофеи.