Гром победы - Дмитрий Старицкий (2016)

Личный представитель командарма – одна тушка полковника генерального штаба, который брал на себя всю штабную работу на плацдарме. С адъютантом, двумя помощниками, гигантской пишущей машинкой, картографом, собственными денщиками и поваром. В обозе еще с ними отделение связи, телефоны и провода к ним. Много провода в больших катушках.

Врач в майорском ранге, принимающий у меня трофейный госпиталь, – одна тушка плюс три фельдшера и пяток страшненьких сестер милосердия. С ними две фуры импортных латексных презервативов. Фуры! Фуры, отнятые от доставки продовольствия и боеприпасов.

– Прифронтовая полоса, майор, зона повышенного риска венерических заболеваний, – наставительно гундосил эскулап на мои претензии о нерациональном использовании транспорта. – И ваша задача как командующего отдельной войсковой группой не допустить эпидемии триппера. Хотя бы. Я уже не говорю за сифилис. Это просто какой-то бич божий прифронтовых городов.

Хотелось мне ему надерзить, что его медсестрички большее бактериологическое оружие, чем окружающие нас пейзане. Но посмотрел на их корявые рожи и понял, что я малость погорячился. Лично мне столько не выпить. Даже с большой половой голодухи.

Кондомы еще понятно, объяснить можно… Но тюки листовок с призывами к безоговорочной капитуляции, которые я должен разбрасывать с аэроплана, – это уже за пределами добра и зла. Быстро командарм мой личный аэроплан к делу приспособил. Далеко пойдет. А говорили, что из него песок давно сыпется…

Без толку мне эти листовки. Посылали мы в укрепрайон парламентера из пленных офицеров под честное слово, что вернется. Предлагали противнику сдаться на почетных условиях. Вернулся уже. С отказом.

Что было хорошего? Прислали опытные расчеты к нашим трофейным шестидюймовкам с назначенным уже комбатом, и я с легким сердцем отослал своих артиллеристов обратно в коробочки.

И пехота – царица полей наконец-то притопала вслед за обозом. Два полка. Полноценная бригада со штабом и с целым генерал-майором Дзиньвертом во главе. Генерал привез с собой бумагу от командарма о назначении его главным начальником на захваченном плацдарме. Мне же письменно предписывалось сдать командование плацдармом и выполнять задачу, ранее возложенную на меня фельдмаршалом.

– Вот и прекрасно, ваше превосходительство, – ответил я на его представление и козыряние полномочиями. – Вы тут командуйте пока, а я в рейд пошел. И так на целые сутки уже из графика выбился.

– Кавалерия… – растопорщил усы генерал с явным намерением меня все же построить.

Я не стал даже слушать, что он хотел от кавалерии.

– Кавалерия идет в рейд со мной, генерал, потому как придана мне еще до прорыва. И под нее уже нарезаны задачи. Вам я оставляю из своей конно-механизированной группы пехотный полк. Он просто за нами не угонится. Все трофейные пушки и пулеметы также оставляю. Боеприпасов республиканцы заготовили много. Вам хватит. С запасом. Так что… майор гвардейской артиллерии барон Бадонверт пост сдал.

– Генерал-майор Дзиньверт пост принял, – отозвался комбриг по-уставному.

И мы обменялись вполне дружественным рукопожатием.

Когда после распития с генералом сливовой водки я вышел из домика смотрителя разъезда, подошел обоз с лыжами. Опять траблы на всю ночь – примитивные маскхалаты шить на штурмовую роту, которая в одночасье стала лыжной. Благо несколько фабричных штук плотной портяночной бязи в трофейных вагонах обнаружилось. Не совсем она белая, но… как говорится, за неимением горничной…

Вообще я, весь из себя такой вредный, объявил парко-хозяйственный день. Осмотреть технику, где надо починить, заправить, добавить боекомплект и быть готовыми утром после завтрака выйти в рейд на Кард.

Наверное, чтобы задобрить такого злого меня, разведчики за ужином подарили мне шикарную двустволку с серебряной инкрустацией, которую походя прихватили на той буржуинской базе, где и лыжи надыбали.