Гром победы - Дмитрий Старицкий (2016)

– Страшнее для нас будет тот, кто во время войны предложит радикальную земельную реформу. Причем в меньшей степени это касается Ольмюца и Реции, где не было крепостного права или оно было очень мягким. Где земельные отношения между владельцами земли и потомственными арендаторами давно устоялись к обоюдной выгоде. А вот в центральных, западных и северных частях империи, где после эмансипации крестьяне остались без земли, которой владели до личного освобождения, то там легко можно поджечь. Старые обиды еще свежи.

– И какой ты видишь выход?

– Такой, какой естественно произошел в Ольмюце – растущая промышленность поглотит лишних людей из села. Но для этого нужно хотя бы четверть века прожить без социальных потрясений. Но их не избежать, потому как после войны фабриканты, лишившись военных заказов, обязательно выбросят лишних рабочих на улицы. Это будет временно, но вот тут-то Лига и порезвится… устроит такие танцы с бубнами, как беготня с факелом между пороховыми бочками. Причем при нашей победе будет как бы не хуже, чем при поражении. «За что боролись?!» И не сказать, что наверху этого не понимают. Прекрасно понимают. Потому и продавливают программу привлечения пленных специалистов на частные предприятия. Чтобы когда мы их отпустим домой после нашей победы, образовался в империи некий недостаток рабочей силы, втягивающий на заводы демобилизованных фронтовиков. Промышленность все равно будет расти, а вот этот промежуток между победой и начавшимся ростом производства не по заказам государства, а по частным потребностям общества надо еще пережить. И тут главная роль опять-таки остается за государством. Строить дороги, каналы, тоннели… Тот же лесоповал организовать как следует. Словом, то, на что частник пожалеет тратить собственные деньги. Такие проекты, в которых главным фактором будет занятость населения, а не прибыль. Особенно занятость демобилизованных фронтовиков. А те будут с гонором – «за что кровь проливали?». Вот тогда агитация Лиги найдет себе уже взрыхленную почву, и они начнут посев революции.

– А сейчас?

– Сейчас они никто и зовут их никак. Сейчас нам страшна старая аристократия, которую император медленно, но верно оттесняет от государственного управления.

– Вот-вот… – закивал Молас. – Наконец-то сам понял, почему тебя постоянно отодвигают от столицы.

– Ничего я в этом не понял.

– Был бы Кобчик просто удачливый буржуй, они бы все твои выходки стерпели. А Кобчик стал бароном. Кобчик стал близок к королям. Кобчик вдруг получил ВЛАСТЬ и тут же стал «Кровавым». Думаешь, мне баронство не предлагали?

– И?.. – Я даже немного подался навстречу собеседнику.

– Даже графство, но я отказался. Как в свое время отказался от титула и мой отец. – Генерал вынул трубку и стал набивать ее дорогим мидетерранским табаком.

Потом долго ее раскуривал, давая мне осознать эту информацию.

– Ну не республику же они хотят? – растерянно проговорил я, имея в виду старую имперскую аристократию.

– Не хотят, – подтвердил генерал. – Они хотят сами править и чтобы император был просто ширмой их правления. Думаешь, почему император разрешил выборные сеймы на местах, но не дозволил имперского парламента? Потому что все проекты, которые подавались по этому вопросу, отдавали всю полноту власти старой аристократии – верхней палате. И правительство империи должно было стать ответственным перед парламентом, а не перед монархом.

– Как на Соленых островах? – предположил я.