Алмазная колесница - Борис Акунин (2012)

– Ничего. Я имел в виду титул. Булкокс – right honourable (достопочтенный – англ.), младший сын герцога Брэдфордского. Из тех молодых честолюбцев, кого называют «надеждой империи». Блестяще проявил себя в Индии. Теперь вот покоряет Дальний Восток. И боюсь, что покорит, – вздохнул Всеволод Витальевич. – Очень уж у нас с британцами силы неравны – и морские, и дипломатические…

Поймав взгляд «достопочтенного», консул сухо поклонился. Британец слегка наклонил голову и отвернулся.

– Пока еще раскланиваемся, – прокомментировал Доронин. – Но если, не дай Бог, начнется война, от него можно всего ожидать. Он из породы людей, которые играют не по правилам и невыполнимых задач не признают…

Консул еще что-то говорил про коварного альбионца, но в этот миг с Эрастом Петровичем произошла странная вещь – он слышал голос начальника, даже кивал в ответ, но совершенно перестал понимать смысл слов. И случился этот необъяснимый феномен по причине неуважительной, даже пустяковой. Спутница Алджернона Булкокса, на которую Фандорин до сих пор не обращал внимания, вдруг обернулась.

Больше ровным счетом ничего не произошло. Просто оглянулась, и всё. Но именно в эту секунду в ушах титулярного советника раздался серебристый звон, разум утратил способность разбирать слова, а со зрением вообще приключилось нечто небывалое: окружающий мир сжался, так что вся периферия ушла в темноту, и остался только небольшой кружок – зато такой отчетливый и яркий, что каждая попавшая в него деталь будто источала сияние. Именно в этот волшебный кружок и угодило лицо незнакомой дамы – или, быть может, всё произошло наоборот: свет, исходящий от этого лица, был чересчур силен и оттого вокруг стало темнее.

Сделав нешуточное усилие, Эраст Петрович на мгновение оторвался от поразительного зрелища, чтобы взглянуть на консула – неужели он не видит? Но Всеволод Витальевич как ни в чем не бывало шевелил губами, издавал какие-то нечленораздельные звуки и, кажется, ничего экстраординарного не замечал. Значит, оптическая иллюзия, подсказал Фандорину рассудок, привыкший истолковывать любые явления с рациональной точки зрения.

Никогда прежде вид женщины, даже самой прекрасной, не производил на Эраста Петровича подобного воздействия. Он похлопал ресницами, зажмурился, снова открыл глаза – и, благодарение Господу, дурман рассеялся. Титулярный советник видел перед собой молодую японку – редкостную красавицу, но всё же не мираж, а живую женщину, из плоти и крови. Она была высокой для туземки, с гибкой шеей и белыми обнаженными плечами. Нос с небольшой горбинкой, необычный разрез вытянутых к вискам глаз, маленький пухлогубый рот. Вот красавица улыбнулась в ответ на какую-то реплику своего кавалера, и обнажились зубы – по счастью, совершенно ровные. Единственное, что, с точки зрения европейского канона, могло быть сочтено серьезным дефектом, – очаровательные, но явственно оттопыренные уши, беззаботно выставленные напоказ высокой прической. Однако эта досадная шалость природы нисколько не портила общего впечатления. Фандорин вспомнил слова Доронина о том, что лопоушие почитается в Японии признаком чувственности, и не мог не признать: японцы правы.

И всё же самым поразительным в женщине были не ее черты, а наполняющая их жизнь и еще грациозность движений. Это сделалось ясно, когда японка после секундного промедления, позволившего чиновнику столь хорошо ее рассмотреть, взмахнула рукой и перекинула через плечо конец горжетки. От этого стремительного, летящего жеста эффект сияющего кружка повторился – правда, уже не так разительно, как в первый раз. На спину красавицы опустилась голова горностая.

Эраст Петрович начинал приходить в себя и даже отстраненно подумал: она не столько красива, сколько экзотична. Пожалуй, сама похожа на хищного и драгоценного зверька – того же горностая или соболя.