Тень ночи - Дебора Харкнесс (2018)

– Рад, что ты не работаешь в моей лаборатории. Вообще-то, есть такое правило: при опытах с азотной кислотой нужно всячески стараться избегать взрывов. Я бы рекомендовал вам обеим в следующий раз экспериментировать с менее летучими веществами. Например, заняться перегонкой розовой воды. – Он вдруг прищурился и спросил: – Надеюсь, никаких опытов со ртутью вы не проводили?

– Не волнуйся. Я воздерживаюсь от всего, что могло бы повредить ребенку, – ответила я, защищая свое право на алхимические изыскания.

– Стоит мне сказать хоть слово о твоем благополучии, как ты тут же предполагаешь, что подспудно я имею в виду совсем другое. – Мэтью нахмурил брови. Усы и борода, к которым я до сих пор привыкала, делали его лицо еще более суровым.

– Прости, – сказала я, быстро сменив тему. – На следующей неделе мы хотим смешать новый набор веществ из prima materia[62]. Среди них будет и ртуть, но обещаю, что не притронусь к ней. Мэри хочет проверить, разложится ли к концу января эта смесь до состояния алхимической жабы.

– Весьма праздничное начало Нового года, – заметил Мэтью, набрасывая плащ на мои плечи.

– Что ты разглядывал на противоположном берегу? – спросила я, снова уходя от темы экспериментов.

– Там готовят большой новогодний костер. Привозить дрова приходится по нескольку раз. Местные жители под шумок их растаскивают. С каждым часом груда дров становится все меньше и меньше. Это все равно что наблюдать за шитьем Пенелопы.

– Мэри сказала, что завтра никто не будет работать. Надо послать Франсуазу, пусть купит побольше белого хлеба, замочит его в молоке с медом, и к субботнему завтраку он снова станет мягким. Мэри беспокоится, что в доме, где заправляют вампиры, я могу остаться голодной.

– Вообще-то, леди Пемброк, когда дело касается нашей породы, руководствуется принципом «не спрашивай, не говори».

– Это просто забота о моем здоровье. Кстати, о туфлях она никому и словом не обмолвилась.

– Мэри Сидни усвоила от своей матери правила выживания: закрывать глаза на всякую «неудобную» правду. В семье Дадли этому правилу следовали все женщины.

– Дадли? – удивилась я.

Я кое-что знала об этом семействе аристократов-бунтовщиков. Но какое отношения оно имело к кроткой, благожелательной Мэри?

– Матерью леди Пемброк была Мэри Дадли – подруга ее величества и сестра фаворита королевы Роберта. – Мэтью скривил губы. – Как и дочь, Мэри Дадли отличалась живым и острым умом. Ее голова была заполнена множеством идей, и потому она ничего не знала ни о вероломстве отца, ни о политических выкрутасах брата. Когда наша благословенная королева заболела оспой, Мэри Дадли преданно ухаживала за ней и заразилась сама. Оспа пощадила лицо Елизаветы, но не пожелала проявить такую же благосклонность к лицу Мэри. Однако Мэри ни разу не призналась, что впоследствии и муж, и королева не желали смотреть на ее обезображенное лицо, предпочитая другие лица.

Услышанное меня потрясло.

– И что было потом?

– Мэри Дадли умерла в одиночестве, снедаемая горестными мыслями. Опять-таки, так умирали многие женщины в их семействе, чьи лица не были изуродованы оспой. Величайшим достижением она считала устройство судьбы своей пятнадцатилетней дочери, которую выдала замуж за сорокалетнего графа Пемброка.

– Мэри Сидни вышла замуж в пятнадцать лет?

Эта умная, проницательная женщина управляла громадным домом, воспитывала троих непоседливых детей, увлеченно занималась алхимией. И все это – легко, без малейших видимых усилий. Теперь мне приоткрылась причина такой легкости. Леди Пемброк была на несколько лет меня моложе, но к своим тридцати годам она уже половину жизни несла на плечах тяготы взрослого человека.

– Да, в пятнадцать лет, – ответил Мэтью. – Но мать Мэри успела дать все необходимое для выживания: железную дисциплину, глубокое чувство долга, прекрасное образование, любовь к поэзии и страсть к алхимии.