Нож - Ю. Несбё (2019)

– Но не тогда, когда вы там служили?

– На самом деле мы жили не в самом Кабуле, а в палаточном городке неподалеку. Палатки были очень хорошими, удобными, почти как дома́. А наши офисы располагались в самых обычных зданиях. В палатках не было кондиционеров, только вентиляторы. Да и они работали не всегда, потому что по ночам стоял холод. Но дни иной раз выдавались такие жаркие, что невозможно было передвигаться по улице. Конечно, по сравнению с иракской Басрой, где было пятьдесят градусов в тени плюс огромная влажность, там не так уж и плохо, но все же летом Кабул может превратиться в ад.

– И все-таки вы возвращались туда. – Мадсен заглянул в свои записи. – Трижды? И каждый раз на двенадцать месяцев?

– Не совсем так: сперва я был там год, а потом еще два раза по шесть месяцев.

– Вы и ваши близкие, конечно, знали о рисках, которые влекут за собой поездки в зону военных действий. Ведь это не идет на пользу ни здоровью, в том числе и психическому, ни семейной жизни.

– Да-да, мне рассказывали, что, вернувшись из Афганистана, легко заработать нервное расстройство, развод и… производство в чин полковника перед выходом на пенсию, если тебе удастся скрыть злоупотребление алкоголем.

– Но…

– Мой курс был проложен. На меня делали ставку. Академия Генерального штаба, Военная академия. Нет границ тому, что человек готов совершить, стоит только внушить ему чувство избранности. Отправиться на Луну в консервной банке в шестидесятые годы было заданием для самоубийц, и все это знали. НАСА обратилось с предложением записаться добровольцами в программу по подготовке астронавтов только к самым лучшим пилотам, к людям, у которых уже были прекрасные виды на будущее, – и это во времена, когда летчики, даже гражданские, имели статус, сопоставимый со статусом кинозвезд и футболистов. Заметьте, они взывали не к бесстрашным молодым пилотам-авантюристам, а к более опытным и надежным. К тем, кто знал, что такое риск, и не искал приключений сознательно. К женатым, у которых уже были дети. Короче говоря, к тем, кому было что терять. Как вы думаете, многие ли отказались от высокой чести совершить публичное самоубийство?

– Так вы поэтому поехали в Афганистан?

Бор пожал плечами:

– Ну, скажем так: это была смесь личных амбиций и идеализма. Но я уже не помню пропорции.

– Давайте тогда поговорим о возвращении домой. Что вам лучше всего в связи с этим запомнилось?

Бор криво улыбнулся:

– Моей жене все время приходилось меня перевоспитывать. Напоминать, что я не должен отвечать «принято» на ее просьбу купить в магазине молока. Что мне следует нормально одеваться. Понятное дело, если ты годами из-за жары не носил ничего, кроме полевой формы, то потом костюм кажется немного… тесноватым. И еще жена напоминала мне о том, что на публичных мероприятиях ожидается, что я буду в качестве приветствия пожимать руку не только мужчинам, но и женщинам, даже тем, что в хиджабах.

– Может, поговорим об убийствах?

Бор поправил галстук и посмотрел на часы, потом медленно и глубоко вздохнул:

– А надо?

– У нас еще есть время.

Бор на мгновение закрыл глаза, потом снова открыл их.