The One. Единственный - Джон Маррс (2020)

Шесть месяцев назад, к огромному восторгу Пэт и Хлои, Мэнди приняла предложение. Она не стала расспрашивать о законности методов, благодаря которым Пэт получила в свое распоряжение ДНК Ричарда, однако наняла адвоката, чтобы тот помог ей разобраться с бумагами, когда она ставила свою подпись под различными формами, полными юридических терминов и жаргона, которых Мэнди не понимала. От волнения и трепета при мысли о будущем материнстве ей и в голову не пришло усомниться в их законности.

Пэт оплатила комплексный медосмотр Мэнди в частной клинике по лечению бесплодия на Харли-стрит[37], где проводились бесконечные анализы: на гормональный профиль, крови, на ЗППП[38], УЗИ, а также процедуры, названия которых она едва могла произнести, такие как гистеросальпинограмма и гистероскопия[39].

Спустя две недели, когда у Мэнди была овуляция, доктор поместил ей в шейку матки каплю спермы Ричарда и отправил ее домой: пусть природа сама сделает свое дело. Когда через три недели у нее наступили месячные, она разрыдалась от горя. Принять решение родить ребенка Ричарда и не забеременеть – одна только эта мысль убивала. Мэнди проклинала себя за то, что позволила надежде взять над собой верх.

В следующем месяце она вернулась в клинику для второй попытки. И еще до того, как, пописав дома на полоску теста на беременность, увидела, как на той проявился голубой крест, она уже знала, что беременна. Симптомы совпадали с симптомами ее первых двух беременностей: с самого первого утра ее мутило, а затем наступали позывы рвоты. Сжимая полоску теста, Мэнди сидела на холодном кафеле ванной, думала о своих выкидышах с Шоном и молила Бога, чтобы история не повторилась. Пусть в третий раз ей повезет.

Если честно, Мэнди не знала точно, что она должна чувствовать. По идее, ей полагалось пребывать в восторге и приятном волнении, но единственной эмоцией, пульсировавшей в ее жилах, был страх. Как ни старалась подавить слезы, первые минуты она плакала навзрыд. Первой, кому Мэнди сообщила благую весть, была Хлоя, с которой они сблизились, словно сестры. Ей хотелось, чтобы, когда она скажет об этом Пэт, Хлоя была с ней рядом.

– Раз уж я скоро стану бабушкой, можешь называть меня мамой, если хочешь, – предложила сквозь слезы Пэт. Мэнди вежливо улыбнулась, хотя само это предложение вызвало у нее неловкость. Они с Пэт были близки, но не до такой степени, чтобы называть ее мамой.

Теперь, когда она была избавлена от ненавистной работы в офисе, Мэнди проводила больше времени в обществе Пэт и Хлои. Пэт все еще находилась в отпуске от работы в бухгалтерии супермаркета, а поскольку Хлоя жила всего в нескольких улицах от матери, три женщины нередко проводили дни и вечера вместе.

Мэнди частенько оставалась на ночь в доме Пэт – правда, ее больше не отправляли в гостевую комнату, а предложили занять спальню Ричарда. В его постели, в окружении его запахов и его незримого присутствия, ей крепко спалось всю ночь. Здесь все ее мечты о Ричарде были первозданно чисты, не запятнаны реальностью ее ситуации.

По прошествии первого триместра Мэнди решилась-таки рассказать подругам, что ждет ребенка. Но она понятия не имела, как сообщит эту новость семье. Это по ее вине между ними возникла отчужденность, и Мэнди не знала, как залатать эту трещину. Но в один прекрасный день ее застал врасплох дверной звонок, и она увидела перед собой лица Полы и Карен.

– Что происходит? – начала Пола, даже не войдя в дверь. – Ты не отвечаешь на наши звонки, сообщения приходят от тебя раз в сто лет, и ты вот уже несколько недель ни разу не проведала своих племянниц и племянника.

– Этот твой Ричард измывается над тобой? – напрямую спросила Карен. – Скажи нам честно, и мы тебе поможем. Тебе не обязательно оставаться с ним только потому, что он – твоя ДНК-пара.

– Нет, нет, извините, я знаю, что я плохая сестра и тетя, просто это были… особенные несколько месяцев.