Не прощаюсь - Борис Акунин (2018)

Идея Масе не понравилась. Он засопел.

– Расскажите что-нибудь, – велела Мона, быстро вдавливая воск.

– Про что?

– Про женщин, которых любил Эраст. Сколько их было?

Она давно уже подбиралась к этой теме.

– Нет. Господин рассердится.

– Ах, как жалко, – расстроилась Мона. – Я часто об этом думаю и начинаю беспокоиться. Вот сейчас прямо сердце закололо. Я же не из ревности спрашиваю. Кто ревнует к прошлому? Просто я хочу научиться любить его как можно лучше. А для этого мне нужно знать про женщин, которых он любил. Каких, как, за что?

Аргумент про беспокойство всегда действовал безотказно. Японец задумался, стал загибать пальцы. Скоро они закончились, и он начал разгибать их обратно.

– Я имею в виду любить, а не всякие глупости, – уточнила Мона.

– Тогда это легко. Трех женщин господин любил очень сильно. И еще трех сильно, но не очень.

– Сначала расскажите про тех, кого очень сильно.

Маса печально вздохнул.

– Первая была до меня. Про нее ничего сказать не могу. Но она была очень юная, и вряд ли вы могли бы у нее чему-то научиться… Вот вторая – я ее знал – была настоящий сэнсэй любви, о да, но она была лисица-кицунэ. А третьей на самом деле не было.

– Как это?

– Она всё время играла какую-то роль, а самой ее не было.

– Эраст очень сильно любил сначала девочку, а потом лисицу и притворщицу? – Мона нахмурилась. Разговор был неприятный, но безумно интересный. – Я подозревала, что он глуп в любви.

– Да, – согласился Маса, – безнадежно глуп. Я так и не смог его этому научить, хоть пытался. Слава богу, что он полюбил вас.

Никто его особенно и не спрашивал, подумала Мона.

А Маса сменил рискованную тему:

– Вы решили, куда мы уплывем? Господин сделает так, как вы хотите, вы же знаете. – Лицо у него стало умильным, голос медовым: – Если мы отправимся в Японию, там как раз будет сезон момидзи. На свете нет ничего прекрасней.

Этот спор у них длился давно, и Маса был прав: решать предстояло Моне. Она же пока колебалась. Фандорин уговаривал выбрать Америку, потому что Европа тяжело и надолго больна. Маса, разумеется, агитировал за свою родину, и Мона всерьез об этом задумывалась. Про Страну Восходящего Солнца она мало что знала, но представляла ее красивым кукольным домиком, и этот образ ласкал ей сердце. А если еще все японцы похожи на Масу…

В дверь постучали. Гостиничная обслуга была давно приучена без вызова не являться, это мог быть только Эраст. Со своей старомодной церемонностью он даже в собственный номер без стука не входил.

– Нельзя! – крикнула Мона. – Мы не одеты!

Японец сердито фыркнул. Он не одобрял подобных шуток. Быстро подошел к двери, открыл, но там был не Фандорин, а высокий военный.

Ее сердце сжалось.

Не подавая вида, что встревожена, она приветливо сказала:

– Боже, сам штабс-капитан Романов! Давно вас не было. Милости прошу.

Когда Романов явился в прошлый раз, тому полтора месяца, это плохо кончилось: Эраст сорвался с поводка. Верней, так его натянул, что пришлось спустить. Правда, тогда со штабс-капитаном приходил и его начальник, колченогий князь Козловский. Может быть, тревожиться не из-за чего?

Мона подала руку для поцелуя.

– Куда подевались все звездочки с ваших погон?

– Начальник устроил производство в следующий чин. Новых погон я пока не достал – дефицит, поэтому просто вынул звездочки. У вас замечательно цветущий вид, Елизавета Анатольевна.

Поцеловал руку не по правилам вежливости – символически, а по-настоящему, губами, еще и пальцы чуть сжал. Все-таки мужчины поразительные существа. Им кажется, что если сто лет назад в миг слабости ты ему что-то позволила, это имеет какое-то значение.

Мона отобрала руку.

– Что вы, я так тяжело переношу свое состояние. Тошнота, головокружение, никакого аппетита.