Не прощаюсь - Борис Акунин (2018)

Но в августе заявился опять – уже сюда, в «Метрополь». «Вы воюете с мерзавцами? Извольте. Вот вам мерзкое злодейство, хуже которого не придумаешь. Вы наверняка уже слышали, что вчера на Екатеринославской ограблен автомобиль армейского казначейства. Какие-то выродки забросали машину гранатами посреди людного перекрестка. Убито одиннадцать прохожих, около тридцати человек ранено. У меня нет опытных сыщиков, вся надежда на вашу помощь». Показал фотографии. У Эраста окаменел рот, сдвинулись брови – и Мона поняла, что ситуацию уже не спасти даже обмороком. Пришлось отцеплять поводок. Два дня потом металась по номеру, уговаривала себя не нервничать.

Неужели всё повторится?

Ей очень захотелось вытолкать Романова вон, пока не вернулся муж, но это, конечно, была глупость. Капитан просто будет ждать в фойе, и даже не узнаешь, что стряслось.

– А что стряслось, Алексей Парисович? – спросила Мона, доверительно беря Романова за локоть. – Вы выглядите взволнованным.

– Не знаете еще? Мы-то всю ночь на ногах. Кошмар. Взрыв в сиротском приюте. Покушение на главкома. Князь хотел сам приехать к господину Фандорину, но занят расследованием. Прислал меня, с пакетом.

Мона вздрогнула. Сиротский приют? Дело дрянь. Эраст снова сорвется.

– Маса, принесите, пожалуйста, из ванной мои пилюли, – отослала она японца, а у капитана потребовала: – Что в пакете? Покажите.

Романов заколебался.

– Там снимки. Жуткие…

Но вынул-таки из планшета конверт.

На первой фотографии, большой, была снята группа детей в одинаковых темных мундирчиках, с ними женщины в фартуках с крестами – вероятно, воспитательницы. У восьми мальчиков и двух женщин лица перечеркнуты красным карандашом.

– Это те, кто убит, – пояснил Романов. – Все остальные ранены или контужены.

Остальные карточки были того хуже: каждый убитый отдельно.

– Князь приказал обязательно показать всё это Эрасту Петровичу.

Чертов психолог, злобно подумала Мона. Знает, чем пронять. Что же делать?

– Милый Алексей, – проникновенно сказала она. – У меня к вам просьба, очень большая. Вы просто скажите Эрасту, что ваш начальник просит его о помощи, а снимки не показывайте.

– Но Лавр велел непременно показать, – растерялся Романов. – Как же я могу не исполнить?

– Ради меня. Ради всего, через что мы вместе прошли… Помните?

И нежно посмотрела ему в глаза: мол, я-то всё помню, разве такое забудешь?

Не ждала, что он согласится. Но чудесный Романов со вздохом сказал:

– Хорошо. Если вы просите…

И спрятал опасные фотографии в пакет, а пакет – в планшет.

– Спасибо, – прошептала она, очень довольная, что разговор состоялся без Масы.

Тут в дверь опять постучали, и это уж точно был муж.

– Никого нет дома! – весело откликнулась Мона.

Вошел хмурый Эраст.

– Достал охру?

Он вынул из кармана бутылочку.

– Надеюсь, п-правильная.

И умолк, заметив стоящего у стены Романова.

– Вы?

– Здравия желаю, ваше превосходительство, – отчеканил капитан.

– Какое я вам «п-превосходительство»? – поморщился Фандорин.

– Действительный статский советник, по-военному генерал-майор. Я не с частным визитом, а по приказу господина полковника. Вчера вечером произошло покушение на главнокомандующего. Не нашего командарма, а Самого, – счел нужным пояснить Романов, видимо, не очень доверяя знаниям штатского человека о военной иерархии. – Князь очень просит вас принять участие в расследовании.

Обещание, данное Моне, было выполнено честно. Она поблагодарила Алексея Парисовича легким наклоном головы.

Но тут некстати встрял вернувшийся в гостиную Маса:

– В сиротском приюте взорвали бомбу. Надо узнать, не пострадали ли дети.

– Пострадали, – мрачно ответил Эраст. – Восемь мальчиков убиты, много раненых. Чудовищная мерзость.

Вот отчего он такой угрюмый, догадалась Мона. Уже знает.