Ведуньи - Элизабет Ли (2021)

Некоторое время мы так и стоим, не говоря ни слова. Кобыла подходит к нему и ласково подталкивает в плечо. От неожиданности он чуть не теряет равновесие, смущенно краснеет и, откашлявшись, поясняет:

– Она ревнует.

Она очень красива, шерсть так и блестит в лунном свете, длинную гриву колышет ветер. Я глажу ее по шее, а она «подставляется» и нежно ржет.

По-моему, язык мой прилип к гортани, да и в голове у меня пусто. Я совершенно не нахожу слов, которые могли бы ему быть хоть немного приятны.

– Она такая красавица, – наконец выдавливаю я из себя. Вряд ли эти слова способны кого-то впечатлить, но на большее я не способна.

Дэниел прижимается лицом к морде кобылы.

– Это точно.

И она тут же поднимает голову и фыркает, словно в знак согласия.

– Она и сама прекрасно это знает, – смеется Дэниел. – Только благодаря ей я сумел вовремя до твоего дома добраться. Нам всем ей спасибо нужно сказать.

Я смотрю, как нежно он ее оглаживает, и говорю:

– Спасибо тебе, красавица!

– Слушай, может… нам ее так и назвать? Бонни[4], а?

– А что… имя хорошее. – Никогда еще мне не было так трудно поддерживать разговор. Зато мы оба то и дело улыбаемся – причем одновременно и беспричинно, – словно отражаем друг друга в зеркале.

Ветер колышет траву, засыпает нам ноги сухим песком, приносит запахи распаханной земли и реки. Заметив, что я дрожу от холода, он хмурит брови и с сожалением говорит:

– Эх, зря я не захватил с собой кремень, мы могли бы костер разжечь. Но уж в следующий раз я точно его не забуду.

В следующий раз? Я быстро на него взглядываю, и он, перехватив мой взгляд, тут же краснеет и предлагает:

– А ты на всякий случай захвати с собой какую-нибудь шаль.

– Мне и так не холодно, – говорю я. А потом, сама не знаю почему, вдруг выкладываю ему унизительную правду: – Да у меня и шали-то нет. – И настороженно смотрю на него: вдруг он вздумает проявить жалость или удивление. Но ничего подобного. Он всего лишь коротко, с пониманием кивает.

Вообще-то о «следующем разе» и говорить нечего. Никакого «следующего раза» быть не может. Да мать и сейчас уволокла бы меня отсюда за волосы, если б знала, где я нахожусь; я и сама прекрасно понимаю, по каким причинам нам с ним больше нельзя видеться, даже если б я очень этого захотела.

– Я… – Он вытаскивает из кармана ведьмин камень, который я ему подарила. – Мы… могли бы встречаться здесь… когда уже стемнеет. Этот камень я буду привязывать вот к этой ветке, видишь? – Он подходит к ольхе, растущей на опушке. – И это будет означать, что вечером я буду ждать тебя здесь.

Похоже, он совсем разума лишился. Мы же оба знаем, что никаких свиданий просто быть не может. Однако он продолжает:

– А ты, когда увидишь, что камень здесь висит, возьми его с собой, и я буду знать, что ты тоже сможешь прийти и со мной встретиться. Я приду заранее и буду тебя ждать.

– Я не приду.

– Я буду ждать.

И передо мной на мгновение возникает картина нашей встречи в вечерних сумерках. Возле горящего костра. Нет, это какая-то совсем другая жизнь! И я снова слышу за спиной какой-то шорох, снова чувствую, что за мной внимательно наблюдают, и говорю:

– Я не смогу прийти.

* * *

Я влетаю в дом и вижу все свое семейство. В полной безопасности. В доме царит полумрак и полно дыма; комната освещена лишь пламенем очага, перед которым все они и устроились прямо на полу, отгороженные от входа столом.

– Ну где ты ходишь, противная! – кричит Энни, бросаясь ко мне и чем-то размахивая прямо у меня перед носом.

Я смеюсь и прижимаю ее к себе, мою тепленькую худышку, сунув нос в гриву ее волос, в которой запутались травинки.

– Погоди! Держи ровно, а то я ничего не могу разглядеть.

– Я сама ее сделала, а Джон мне помогал! – Энни протягивает мне кусок дерева, из которого ножом вырезан некий неопределенный зверь.