Тайны Полюса - Кристель Дабо (2018)

Фарук внимательно изучал Офелию, подперев рукой подбородок. От него исходили такие мощные волны, что ее нервы напряглись до предела. Юный референт, встав на цыпочки, шепотом напоминал ему о необходимости заглянуть в блокнот-памятку.

Офелия встревожилась, заметив, что это не тот молодой человек, которого она привыкла видеть рядом с Фаруком: у новенького не было знака Паутины между бровями.

– Зачем нас вызвали? – спросила она, волнуясь все больше и больше.

Прокурор сочувственно ей улыбнулся. Офелия удивилась, что этот человек в парике проявляет такую деликатность; улыбка явно не предвещала ничего хорошего.

– Очень необычное дело, дорогая мадемуазель! Мы вам чрезвычайно признательны за то, что вы прибыли незамедлительно…

– Где Беренильда?

Фарук прервал прокурора своим тягучим, низким голосом; его огромная рука отмахнулась от референта, как от назойливой мухи. Он был явно раздражен, но, к счастью для Офелии, остался в кресле. От его взгляда у нее даже на расстоянии раскалывалась голова, и ей казалось, что она видит мир через разбитые очки.

– У Беренильды много разных обязанностей, монсеньор, – ответила она, тщательно подбирая слова.

– А вы? Какие обязанности обременяют вас до такой степени, что я больше ничего о вас не слышу?

Офелия очень хотела сказать, что не получала от него никаких распоряжений (и слава богу!), но она вовремя удержалась.

– У меня гостят мои родные, монсеньор. Мы лечимся на водах.

– Я предоставил бы в ваше распоряжение свои ванны, если бы вы меня об этом попросили, – протянул Фарук. – Вместо этого вы меня вынуждаете переезжать к вам.

Значит, Фарук перенес весь столичный город на юг, чтобы найти ее и Беренильду? Офелия начала понимать, почему атмосфера в зале буквально пропитана ненавистью.

Вдруг она увидела, как ее мать направилась к Фаруку, шурша своим платьем. Девушка хотела ее удержать, но мать только шлепнула ее по руке.

– Мы не были представлены друг другу, дорогой монсеньор, – объявила она торжественно. – Предполагаю, вы питаете интерес к моей дочери, но хотела бы сделать несколько замечаний. Во-первых, я не могу одобрить то, как на вашем маленьком собрании относятся к женщинам, – сказала она, указывая на мужскую аудиторию, которая в это время смотрела на нее оценивающим взглядом. – Во-вторых, я считаю, что вы чрезмерно суровы с вашими юными потомками. И в-третьих, – заключила она, обращаясь на этот раз к фавориткам, – вам, сударыни, нужно научиться одеваться поприличнее. В вашем возрасте не подобает так оголяться, прикрываясь бриллиантами… Какой пример вы подаете моей дочери! Таковы мои замечания, – сказала она уже спокойнее, повернувшись к Фаруку. – А теперь окажите нам любезность, объясните, почему ваши жандармы оторвали этих юных особ от их дел? Ах, кто-нибудь может дать мне таблетку аспирина? – спросила она, прижимая ладонь ко лбу. – Не знаю, говорили ли вам уже это, дорогой монсеньор, но от вашего взгляда начинает болеть голова.

Придворные так изумленно воззрились на мать Офелии, что из глаз у них попáдали монокли. Прокурор уронил свой молоток, фаворитки нервно кусали губы, а Дульчинетта, самая младшая из сестер Арчибальда, широко зевнула посреди наступившего напряженного молчания.

Глядя на бочкообразную фигуру матери, Офелия была вынуждена признать, что никогда еще так не гордилась ею. Вот только бы остаться в живых после этого судебного заседания.

Фарук сидел, барабаня по подлокотнику кресла. Он не удостоил мать Офелии ни ответом, ни взглядом.

– Малышка Артемида, у меня есть для вас занятие. Я… – (Он замолчал и, нахмурив брови, начал перечитывать последнюю страницу блокнота, как будто это был наискучнейший роман.) – Ах, да… Я хочу, чтобы вы нашли моего посла. Он исчез, – добавил Фарук, поняв, что забыл об этом сказать.