На полпути к могиле - Фрост Джанин (2010)

— Ты же знаешь, Котенок, ты Хеннесси не нужна — ему нужен я. О тебе он и не думает — разве только о том, как тебя можно использовать. Понимаешь, милая, они выжмут из твоей матери все о тебе. Может, на наше счастье, они не додумаются задать нужных вопросов. Я сам не поверил, когда ты сказала, кто ты такая, меня только твои глаза убедили. Даже если твоей маме придется рассказать и об этом, они могут решить, будто она бредит, и не обратить внимания. Наверняка они уже вломились к тебе в квартиру, искали тебя. Может статься, эти детективы, заявившиеся с утра и спугнувшие тебя, спасли тебе жизнь. Оружие твое они, конечно, найдут, но могут решить, что это мое, и я хранил его у тебя удобства ради. Им нужен я, я к ним и пойду. Тебя они не ожидают. Это наше единственное преимущество.

— Кости, не надо. Ты лучше скажи мне, где она, и пойду я. Ты сам сказал, они меня не ждут.

Речь шла о моей матери, так что я, что бы там ни было, непременно пошла бы, а ему вовсе незачем было рисковать собой ради женщины, которой, может, уже нет в живых.

Он на минуту опустил голову мне на колени. Потом ответил:

— Как ты можешь даже предлагать такое? Прежде всего, это я виноват, что втянул тебя, хотя все во мне кричало не допускать этого. Потом, надо было убить тогда этого Дэнни, как я и собирался. Или уж, по крайней мере, заставить его забыть, что случилось с его рукой. Тогда бы он не выдал полиции твоего имени. А я был зол и хотел, чтобы он запомнил, кто это с ним сделал и за что. Конечно, пойду я. Даже Хеннесси, который понятия не имеет, что я тебя люблю, знает, что я приду. Все равно, даже если она уже мертва и остается только отомстить. Я пойду и, клянусь тебе, оторву руки каждому, кто коснулся твоих бабушки и дедушки. Хоть это я могу для тебя сделать. Меня одно пугает: что ты, может быть, снова станешь видеть во мне чудовище, раз это сотворили вампиры.

Кости смотрел на меня не отрываясь, и его глаза отсвечивали розовым. Вампирские слезы, так непохоже на прозрачные соленые капли, зигзагами сбегавшие у меня по щекам. Я сползла вниз, села на пол и обняла его. Только он был надежным и постоянным в рушащемся вокруг меня мире.

— Я всегда буду тебя любить. Этого никто не изменит. И что бы ни случилось еще, я буду тебя любить.

Дальше той ночи мои иллюзии не заходили. Нам предстояло самим войти в ловушку, откуда мы, по всей вероятности, уже не выйдем. Моя мать сейчас, если была еще жива, умирала от ужаса, а я ничего не могла поделать, только ждать. Быть может, мы с Кости в последний раз обнимаем друг друга. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить даром хоть минуту.

— Кости. Возьми меня. Я хочу почувствовать тебя в себе.

Он отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза, через голову стянул рубашку. Моя полетела на пол следом. Он расстегнул на мне пояс, отцепил ножи и пистолеты, стянул сапоги вместе с кольями. Эластик, пропитавшийся кровью, лип к коленям, но я вытолкнула из памяти образы скорчившихся тел бабушки и дедушки. Они не ушли далеко. Я до конца жизни буду видеть их в кошмарных снах. Если доживу до того, чтобы еще раз уснуть.

— Я знаю, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься. Это не прощание, Котенок. Я не для того протянул двести лет и нашел тебя, чтобы потерять через каких-то пять месяцев. Я хочу тебя, но это не прощание. Мы выкарабкаемся.

Кости гладил мое тело с такой нежностью, будто я вся была из хрупких стеклянных бусинок. Его губы следовали за ладонью, а я старалась пальцами впитать память о его теле. Я ни на минуту не верила, что это не в последний раз. И все равно, я любила и была любима, и ничего не было важнее этого. Это перевешивало одиночество всех прошедших лет. Для Кости пять месяцев были слишком коротки, а я не верила, что мне дарована такая долгая радость.

— Я люблю тебя, — простонал он, а может быть, это сказала я.

Я уже не различала, потому что мы слились воедино.

* * *