Храм - Игорь Акимов (2008)

Н опять потерял представление о времени. Он неторопливо спускался вниз по скользким сходням, струи воды текли по стенам и колоннам, по трубам опалубки, падали, рассеиваясь, пока долетали до бесконечно далекого дна центрального нефа. Электрические разряды, очевидно, осколки сотрясавших храм молний, бродили между колонн, обвивали их плющом, гонялись друг за дружкой резвящимися детьми. Пол храма был залит водой. Она поднялась так высоко, что захлестывала за голенища сапог; оберегающие мрамор доски всплыли, ставить ноги между ними было непросто.

Н вышел на середину нефа. Что делать дальше? Куда идти? Мыслей не было; да если б он и мог думать — его мысли не было бы за что зацепиться. То, что происходило вокруг, не имело к нему отношения. Никакого. Он был отгорожен толстым стеклом. Настолько толстым, что не чувствовал ничего. Это был крах. И урок. С чего вдруг я возомнил, что Бог будет для меня — именно для меня! — идти на грандиозные затраты, устраивать эдакое светопреставление? Послал бы какого-нибудь ангела, и тот нашептал бы на ухо директиву, обязательную для исполнения. Ведь не первый же раз…

В груди было пусто. Н даже не заметил, когда душа покинула его, но его это не удивило и не огорчило. Он еще успел подумать, что это неспроста, Очевидно, с меня сняли защиту, — такой была следующая мысль, — и душа улетела в безопасное место. Значит, и мне пора под крыло — к Марии…

Он повернулся к выходу, сделал шаг, втискивая ногу между досками, затем второй… Он еще успел осознать вспышку, озарившую храм (или она была в его мозгу?), но удара не почувствовал. Просто все исчезло.

Очнулся он на полу амвона. Буря ушла. В храме было сумеречно и тихо. Где-то еле слышно журчала вода, изредка тупо стучали падавшие с высоты крупные капли. Слух вернулся. И душа вернулась. Но не было тела. Вернее — Н не чувствовал его. Вот мозг он чувствовал, мозг был вполне материален, однако он существовал как бы сам по себе. Ничего, ничего, сказал себе Н, это достаточное доказательство, что я пока живой.

Только теперь он обратил внимание на какое-то движение над собой. Вгляделся — это был Искендер. Искендер как-то странно раскачивался, и в первый момент Н подумал, что он молится, но потом заметил, что руки Искендера упираются ему в бесчувственную грудь. Да ведь он массирует мне сердце, понял Н, мысленно улыбнулся — и сознание покинуло его.

Он очнулся опять от того же ощущения. Сердце то сдавливало, то отпускало. Вынужденное сопротивляться, оно неуклюже ворочалось. При этом оно захлебывалось кровью, пытаясь совладать с клапанами, вернуть им упругость и ритм. Н открыл глаза. В храме стало совсем светло. Храм был наполнен солнцем; тонкий пар плыл в его лучах, унося ввысь исчезающий запах озона.

Крышу придется укладывать заново…

— Ну и напугали же вы меня, шеф, — послышался голос Искендера. Он перестал массировать сердце, опустился с колен на задницу, но этого оказалось недостаточно — и он со вздохом облегчения улегся рядом с Н. — Я уж начал думать, что все, кранты…

Вот и обошлось без ухищрений Пенелопы. Форс-мажор. Потому и стены здесь такие: каково место — таковы и стены. Хотелось бы поглядеть, что уцелело от штукатурки. Впрочем, это ж не современные материалы — древний рецепт. Должна уцелеть…

— Я посплю несколько минут, — уже вялым голосом выговорил Искендер. — Сил совсем не осталось… А потом схожу за машиной. Или телегой…

Вода уже не журчала и капли не стучали. Где-то под теменем возникла точечная боль — и стала расползаться к лицу, вискам и затылку. Спазм проходит, сосуды раскрываются. Прости, Господь, но я Тебя так и не понял…

XVII