Чужая месть - Григорий Шаргородский (2018)

О том, что белая полоса подошла концу, я понял, когда в мой кабинет влетел Чиж. Глаза парня были большими и круглыми, как два блюдца, но при этом в них плескался дикий восторг.

– Там дерижбабль! – заявил Чиж и ткнул пальцем в потолок.

– Сколько раз можно говорить? Не дерижбабль, а дирижабль. Он где пришвартовался, снова рядом с ратушей?

– Нет, туточки, над нами висит! – выпалил Чиж и сделал глаза еще больше, хотя, казалось, уж некуда.

Да, белая полоса закончилась, и началась не то чтобы черная, а, скажем так, пестрая. Я заметил, что если белая полоса небольшая, то и черная не такая уж длинная и мрачная.

Ох, как же я ошибался!

Переодеваться в мундир для встречи не очень-то дорогих гостей я не стал и вышел к ним в образе последователя Льва Толстого. В смысле графа из моего мира, здесь такого я не нашел. Даже специально спрашивал Олю. Были свои корифеи литературы, но их имена мне ничего не говорили.

В общем, на крыльцо я вышел в домашней одежде, то есть в косоворотке, шароварах и мягких сапожках с коротким голенищем. Это зрелище немного сбило лейтенанта Митрохина с толку, но он быстро оправился.

Контролировавшие положение лифтовой корзины матросы были заняты своим делом и на окружающее внимания не обращали. Ветер над Топинском был умеренным, но все равно огромную сигару дирижабля немного сносило в сторону. Хорошо хоть не заякорились за шпиль каланчи – не то оторвали бы что-нибудь нужное. В основном правильное положение в пространстве аппарат сохранял за счет доработки винтами.

– Господин видок, у меня к вам срочная депеша, – козырнул мне лейтенант и протянул пакет. – У вас не более пяти минут на сборы.

А вот это уже серьезней.

В пакете обнаружились даже не письма, а две короткие записки – одна от графа Скоцци с просьбой прибыть к нему по важном уделу, а другая – приказ генерал-губернатора, переводящий меня во временное подчинение чрезвычайного полномочного посланника.

– Хорошо, господин лейтенант, мы соберемся буквально за минуту, – ответил я, не став никак величать собеседника, так как мы были в одном классе табели о рангах.

– Мы? – удивился лейтенант.

– Да, я и мой помощник.

– Мне приказано поднять на борт только вас и ваш багаж весом не более восьмидесяти фунтов. Ни о каких других людях приказа не было.

Незадача получается. Почему-то, вместо того чтобы думать о преодолении запрета, я стал пересчитывать в голове фунты в килограммы. Получалось где-то в районе тридцати.

Так, не о том забочусь.

– Но мне для работы нужен ассистент и охрана.

Последнее я сказал напрасно.

– Не бойтесь, охрану мы вам обеспечим, – искривив губы в надменной усмешке, выпалил лейтенант.

И какая муха его укусила? При нашем первом знакомстве лейтенант производил впечатление вполне адекватного человека.

– Это вы сейчас так неуклюже попытались меня оскорбить?

Ну и что теперь ты будешь делать?

Зашоренному правилами о безоговорочном сохранении чести и лица местному жителю тяжело тягаться в завуалированном хамстве и софистике с человеком, которого воспитали в эпоху победившей демократии.

Бедолага подвис, не понимая – отвечать на мой вроде бы трусливый вопрос или реагировать на завуалированное оскорбление. Но время уходило, и если лейтенанту я мог надерзить, то оправдываться за задержку перед кавторангом не хотелось.

– Ладно, это был риторический вопрос, а сейчас будет вполне насущный. Насчет моего помощника это приказ капитана или ваше предположение?

– Приказ капитана второго ранга, – прорычал летеха, которого я взбесил совершенно без насущной необходимости. – Только багаж, и все. У вас пять минут. Точнее, уже четыре.