Моя дорогая жена - Саманта Даунинг (2020)

Я был влюблен, беззаветно и безусловно. Но тогда я не признался ей в этом вслух. Вместо этого я окрестил ее «Пенни». В конце концов, мы сказали друг другу те самые, заветные слова, и я перестал называть Миллисент «Пенни». И вот теперь она сама воскресила это прозвище. А мне почему-то больше не хочется его произносить.

21

Понедельник 9-го, Аннабель на работе. День чудесный – солнечный, но не слишком жаркий. Воздух почти бодрящий. Аннабель припарковала свою машину в конце квартала и идет вниз по улице, проверяя номерные знаки и спидометры. Ее короткие волосы выбиваются из-под кепки, козырьком которой она прикрывает от солнца глаза. В правое ухо вставлен наушник, а вниз по груди, по рубашке, вьется белый шнурок, исчезающий в правом переднем кармане брюк. Голубая униформа Аннабель скроена в стиле унисекс. Я наблюдаю за ней, поджидая. Дойдя до зеленого автомобиля, Аннабель начинает нажимать кнопки своего ручного сканера.

Я бегу со всех ног по кварталу, останавливаюсь в нескольких футах от нее и поднимаю вверх руки, как будто прошу ее обождать.

Аннабель смотрит на меня как на сумасшедшего.

Я достаю свой телефон и передаю его ей.

«Извините, я не хотел вас напугать. Меня зовут Тобиас. Я глухой».

Аннабель читает мое сообщение. Ее плечи расслабляются, она кивает.

Я показываю на машину, потом на себя. Аннабель показывает на просроченный спидометр.

Я складываю домиком руки под подбородком – как будто умоляю. Или молюсь.

Она улыбается. У Аннабель замечательная улыбка.

Я тоже улыбаюсь, показывая ей свои ямочки.

Аннабель грозит мне пальчиком.

Я снова передаю ей свой мобильник:

«Обещаю, я никогда больше не буду так делать…»

Она вздыхает.

Я выиграл. Зеленый автомобиль не удостаивается штрафной квитанции.

Хотя это – не мой автомобиль.

И я сам даже в толк не возьму, зачем «заговорил» с Аннабель. Мне не следовало этого делать. Мне уже не нужно узнавать подробности ее жизни – где она живет, ждет ли ее кто-нибудь дома. Я уже получил ответы на эти вопросы. Но я все-таки вступаю с ней в свой «немой» диалог. Это – часть моего отборочного процесса.

В среду я встречусь с Аннабель снова. Но она этого не знает.

* * *

Портреты Оуэна повсюду. Компьютерные специалисты «состарили» его, постаравшись представить, как он должен выглядеть сейчас. Они даже прикинули, как он может маскироваться. И теперь эти образы бомбардируют меня со всех сторон – их показывают во всех новостных репортажах, печатают во всех газетах, размещают в Интернете. На телефонные столбы наклеены листовки. Оуэн с бородой, усами, темными волосами, лысый, толстый, худой. Оуэн с длинными волосами и короткой стрижкой, в очках и контактных линзах, с бакенбардами и козлиной бородкой. Оуэн, выглядящий как любой человек и как немужчина.

И сделал это я!

Ладно, это сделала Миллисент. Или начала. Но я тоже приложил руку.

Я не совершил ничего неординарного. Но из-за меня теперь все ищут Оуэна Оливера Рили.

Я всегда хотел выделяться из массы. Быть выше среднего уровня.

Сначала – в теннисе. Мой отец играл в теннис, мать делала вид, что играла, и в семь лет я забил свой первый теннисный мяч. Это был первый вид спорта, которым я заинтересовался. И родители обеспечили мне старт – купили мне мою первую ракетку и наняли тренера. За несколько лет я стал лучшим юным игроком в клубе. Но так и не удостоился родительского внимания – того, которого желал. Впрочем, мне от этого стало только лучше. Я не представлял себе, сколько во мне копилось злости, пока не ударил по этому маленькому желтому мячику.