Моя дорогая жена - Саманта Даунинг (2020)

Мы опять разделяемся, и я обхожу другую часть зала, приветствуя всех, с кем еще не здоровался. Такое впечатление, будто я двигаюсь кругами, потому что по-другому не умею.

Оповещение населения производится до одиннадцатичасовых новостей. Я не знаю, кто первый обратил на него внимание, но я вижу, как люди начинают доставать свои телефоны. Слишком многие, чуть ли не все сразу.

Женщина рядом со мной шепчет:

– Это он.

Кто-то включает телеэкраны в баре. Перед нами всплывает Джош – на полпути к своему звездному часу. Сегодня вечером он не выглядит чересчур юным, возможно, из-за очков. Они у него новые.

– Я получил письмо чуть раньше на этой неделе. Посовещавшись и с полицией и с владельцем нашего канала, мы решили ради безопасности общества предать его содержание огласке.

Снимок письма высвечивается на экране. Мы все впиваемся в него глазами, внимательно читаем напечатанные слова, а репортер громко и отчетливо произносит их вслух. Когда Джош доходит до абзаца о женщине, которой предстоит исчезнуть в пятницу 13-го числа, из уст всех гостей вырывается дружный вздох. Я оглядываюсь по сторонам и нахожу ярко-желтое платье.

Миллисент смотрит на меня; на ее губах играет полуулыбка, одна бровь приподнята, словно задает мне вопрос.

Я молча подмигиваю жене.

* * *

– Бесподобно, – говорит она. – Ты бесподобный!

Миллисент лежит на кровати обнаженная, желтое платье валяется на кресле.

– Думаешь, теперь все поверят в возвращение Оуэна?

Я не сомневаюсь, что поверят. Просто хочу, чтобы это мне сказала моя жена.

– Конечно, поверят. Они уже поверили.

Я – тоже обнаженный – стою у изножья кровати и улыбаюсь так, словно захватил флаг.

Миллисент вытягивает вверх руки, вцепляется ими в изголовье.

Я падаю на кровать рядом с ней:

– Теперь они будут искать Оуэна.

– Да.

– И не станут больше никого подозревать.

Миллисент дотрагивается пальчиком до моего носа:

– Благодаря тебе.

– Да ладно…

– Это правда.

Я мотаю головой:

– Давай не будем злорадствовать.

– Завтра.

* * *

Последующие несколько дней проходят потрясающе. То, как Миллисент смотрит на меня, наполняет мое сердце счастьем. Я даже расправляю плечи.

Миллисент чувствует то же самое. На следующий день после вечеринки она присылает мне эсэмэску с подписью: «Пенни». Это единственное мое прозвище для Миллисент. Но я не употреблял его уже много лет.

Первый раз я назвал ее так во время свидания – до того, как мы поженились, но уже после того, как переспали. Ни у кого из нас не было денег, поэтому многие наши свидания проходили очень скромно. Мы долго гуляли, ходили на дешевые сеансы в кино и заглядывали в бары только в часы скидок. Поневоле мы стали изобретательнее. В ту самую ночь мы проехали двадцать миль, чтобы съесть дешевую пиццу и поиграть в видеоигры в старомодном пассаже. Я вышел победителем во всех спортивных играх, но Миллисент изрешетила мне пулями задницу в играх с огнестрельным оружием.

Через дорогу от пассажа находился небольшой парк с фонтаном. Миллисент вынула из кармана пенни, загадала желание и бросила монетку в фонтан. Мы проследили взглядами за тем, как она погрузилась на дно, упав поверх множества прочих монет. Вода в фонтане была настолько прозрачной, что я смог прочитать на ней два слова:

«Один цент».

– Вот как я буду тебя называть, – сказал я. – Пенни.

– Почему пении?

– Потому что Миллисент звучит почти как милли-цент[2].

– О Господи!

– К тому же у тебя рыжие волосы, – добавил я.

– Пенни? Ты серьезно?

– Пенни, – улыбнулся я.

Миллисент покрутила пальцем у виска.