Петербургский рубеж - Александр Михайловский, Александр Харников (2014)

— Да, ваше величество, вы увидите самые страшные для вас кадры. Возможно, я буду слишком жесток, но должен напомнить вам ту истину, которой пренебрег злосчастный Людовик Шестнадцатый: корона самодержца, в отличие от шляпы, снимается только вместе с головой.

Николай побледнел, сделал глубокую затяжку, а потом сказал обреченно:

— Будь что будет… Господа, покажите мне вторую часть вашего фильма…

Немногие видели плачущего царя. Мы с Ниной Викторовной были среди этих немногих. Николай воспаленным взором впился в экран ноутбука, где эпизод за эпизодом разворачивалась трагедия царской семьи. Когда дело дошло до ее расстрела в подвале Ипатьевского дома, император схватился за голову и даже не сказал, а прорычал:

— Ради бога, прошу вас, остановите это!

Я щелкнул мышкой, залитый кровью подвал исчез, и на экране появилось изображение крейсера «Москва», идущего полным ходом. Аут, занавес!

Видимо, устыдившись проявления своих чувств, царь резко поднялся со стула, отошел к окну и долго смотрел в ночную тьму. Потом он вытер лицо платком, закурил папиросу и сосредоточено наблюдал за струйками табачного дыма. В черном стекле окна было видно яркое, как фальшфейер, отражение огонька тлеющей папиросы. По-видимому, успокоившись, Николай повернулся к нам.

— Господа, — сказал он, — этот день был самым страшным днем в моей жизни. Семья — это самое дорогое, что есть у меня. И вот такой конец… — он то ли вздохнул, то ли всхлипнул.

Нина Викторовна пошарила в своей сумочке и достала стеклянную баночку с таблетками валерианы. Она налила стакан воды из стоявшего на буфете графина и подошла к Николаю.

— Ваше императорское величество, — ласковым, почти материнским тоном сказала она, — вам нужно выпить успокоительное, тогда вам станет легче.

Николай не стал с ней спорить и послушно проглотил лекарство, запив его водой. Потом он с благодарностью посмотрел на Нину Викторовну:

— Благодарю вас, мадам. Даже монархи имеют право хоть немного побыть просто людьми. Вы женщина достойная, надо познакомить вас с Аликс. Она сейчас непраздна, и ей очень тяжело… Может, вы сумеете облегчить ее страдания, как духовные, так и телесные.

Мы догадались, что наместник уже успел сообщить о будущем недуге еще не родившегося ребенка, и это весьма огорчает царскую чету.

— Ваше императорское величество, — сказал я, — то, что вы сейчас увидели, это наше прошлое. Но это совсем не значит, что это ваше будущее. Ведь Господь не зря наделил нас свободой выбора. А это значит, что будущее можно изменить. Мы как раз и присланы к вам в ваше время для того, чтобы помочь вам избежать всего этого.

— Господа, — сказал Николай, — я готов выслушать вас. Понимаю, что вам, с расстояния в сотню лет, видны все наши ошибки и заблуждения. Да, царь — это помазанник Божий, но не Господь Бог. «Errare humanum est» — «Человеку свойственно ошибаться».

— Ваше императорское величество, — сказала Нина Викторовна, — вам досталось очень тяжелое наследство. Отставание в промышленном развитии, крестьянский вопрос, когда самое многочисленное сословие империи страдает от малоземелья и голода. Чиновничий аппарат погряз в мздоимстве и казнокрадстве. Словом, нерешенных проблем в государстве множество, и их необходимо срочно решать. Один человек не может взвалить на себя всю тяжесть управления таким огромным государством, как Россия.

— Вы считаете, что Российская империя должна обзавестись парламентом по европейскому образцу? — быстро спросил монарх.

— Нет, — я покачал головой. — Сословно-представительский орган России, конечно же, не помешал бы. Но он понадобится ей лишь тогда, когда государственная власть твердо будет держать в руках бразды правления. В наше же время парламент, или что-то ему подобное, станет рассадником смуты и местом, где ведется борьба с существующей властью…

Николай кивнул головой, а я тем временем продолжил: