На службе зла - Джоан Роулинг (2016)

Была зима, а потому балаклава не вызывала подозрений. Он закопал фальшивые номера в лесу и быстро ушел, опустив голову и сжимая в карманах драгоценные сувениры. Вначале подумал было их тоже закопать, но не смог с ними расстаться. Кровавые пятна на брюках замазал грязью, балаклаву на станции снимать не стал, забился в угол вагона и прикинулся пьяным: бормотал что-то нечленораздельное, изображая признаки агрессивности и безумия, служившие неплохим прикрытием.

К тому моменту, когда он добрался домой, тело уже нашли. В тот вечер за ужином он смотрел телевизор, держа на коленях поднос с едой. Сгоревшую машину тоже нашли, а номера – нет, и это стало доказательством небывалого везения, какого-то защитного благословения, данного ему вселенной. Хахаля, с которым ругалась та девица, арестовали, отдали под суд и, даже в отсутствие веских доказательств, признали виновным! Мысль о том, что этот дебил сидит за него, до сих пор временами поднимала ему настроение…

И все же те часы, когда он ехал на машине сквозь темноту и знал, что встреча с полицией может оказаться роковой, боялся требования вывернуть карманы, боялся, что в вагоне какой-нибудь не в меру бдительный пассажир заметит на нем засохшую кровь, стали для него хорошим уроком. Предусматривай все до мелочей. Не оставляй ничего на волю случая.

А значит, сейчас нужно тащиться за ментоловым бальзамом. Теперь самое главное – сделать так, чтобы Чудо не встряло со своими новыми дурацкими замыслами.

30

I am gripped, by what I cannot tell…

Blue Öyster Cult. «Lips in the Hills»[57]

В интересах следствия Страйк привык чередовать судорожную деятельность с вынужденным бездельем. Тем не менее выходные после поездки в Барроу, Маркет-Харборо и Корби повергли его в странную напряженность.

Постепенное погружение в гражданскую жизнь, произошедшее в последние пару лет, принесло с собой давление, от которого в армии он был защищен. Его сводная сестра Люси, единственная из братьев и сестер, с кем в детстве он жил вместе, позвонила рано утром в субботу, чтобы узнать, почему он оставил без ответа приглашение на день рождения своего среднего племянника. Он объяснил, что уезжал и не имел доступа к почте, но она почти не слушала.

– Джек молится на тебя как на героя, ты же знаешь, – сказала она. – Он спит и видит, чтобы ты пришел.

– Извини, Люси, – ответил Страйк, – не смогу. Я ему подарок пришлю.

Когда Страйк служил в ОСР, Люси чувствовала себя не вправе включать эмоциональный шантаж. Тогда, разъезжая по всему миру, он с легкостью избегал родственных обязанностей. Сестра видела в нем незаменимый винтик огромной и неумолимой армейской машины.

После того как он устоял перед рисуемой ею картиной, на которой его безутешный восьмилетний племянник напрасно ждет появления дяди Корморана, она сдалась и вместо этого спросила, как идет охота за злодеем, приславшим ногу. Ее тон намекал, что получать ногу – это нечто постыдное. Страйк очень хотел, чтобы разговор закончился, и соврал, что отдал все на откуп полиции.

Как бы он ни любил свою младшую сестру, он уже смирился с тем, что их отношения почти полностью строились на общих воспоминаниях – в основном неприятных. Он никогда не откровенничал с Люси, если на то не было внешних причин, просто потому, что эти откровения обычно вызывали в ней беспокойство или тревогу. Люси жила в состоянии постоянного разочарования оттого, что он в свои тридцать семь лет не имел всего того, что, как она считала, должно принести ему счастье: ни постоянной работы, ни солидной зарплаты, ни жены, ни детей.

Радуясь, что ему удалось от нее избавиться, Страйк заварил себе уже третью за утро кружку чая и с пачкой газет лег обратно в кровать. В некоторых газетах напечатали фотографию убитой Келси Платт, на которой она была одета в темно-синюю школьную форму, с улыбкой на простом угреватом лице.