Мёртвое озеро - Рэйчел Кейн (2018)

Я просто смотрю на него, отчаянно пытаясь не моргать, и каким-то чудом мне это удается. Наконец Престер вздыхает и откидывается на спинку стула. Затем снимает очки, кладет их поверх карты и потирает глаза – они явно устали. Вид у него измотанный, кожа обвисла складками, как будто за последние дни он потерял пару десятков фунтов и постарел на столько же лет. Мне было бы жаль его, если б сейчас я не испытывала другие, куда худшие чувства.

– Можете идти, – говорит он мне. – Я не имею права вас задерживать. Нет никаких свидетельств чего бы то ни было, не считая того, что сегодня вы стали жертвой целых двух преступлений. Мне жаль, мисс Проктор. Знаю, что это не поможет, но мне действительно жаль. Не знаю, что бы я делал, если б мои девочки вот так пропали. – Я уже поднялась со стула. – Подождите секунду. Подождите.

Я не хочу ждать. Я стою, вся вибрируя от готовности сорваться с места и бежать. Престер тяжело поднимается с места и выходит. Он запирает за собой дверь, и я слышу, как щелкает замок. Сукин сын! Мне хочется разнести дверь в щепки. Но отсутствует Престер недолго. Он возвращается, неся… мой рюкзак. И пакетик для улик с моим телефоном внутри.

– Вот, – говорит он. – Мы уже проверили ваш пистолет и сделали из него достаточно выстрелов для баллистической экспертизы. Софи подтвердила время вашего прихода в тир и ухода оттуда, показания офицера Клермонт тоже свидетельствуют в вашу пользу. Мы сняли данные с вашего телефона и клонировали номер.

Я думаю о том, что он не обязан отдавать мне эти вещи; полиция не возвращает улики – по крайней мере, возвращает их не так легко. Но в его усталых глазах я читаю, что он беспокоится за моих детей и за меня. И у него есть на то веские причины.

Беру рюкзак и закидываю его на плечи, потом достаю телефон из пакета и включаю. В батарее все еще осталось немало процентов заряда, и это хорошо, потому что я не могу вернуться домой за зарядным устройством. Сую телефон в боковой карман рюкзака.

– Спасибо, – и нажимаю на ручку двери. Она открывается без сопротивления. По коридору идет полицейский, но он просто бросает на меня взгляд и проходит дальше. Никто не собирается становиться у меня на пути.

Я оборачиваюсь и смотрю на Престера. Он выглядит поникшим. Измотанным.

– Скажите, чтобы отшлифовали наждачкой край стола, – говорю я ему. – Кто-нибудь может вскрыть вены этим сколом.

Детектив смотрит туда, куда я указываю, и протягивает руку, чтобы провести пальцем по сколотому краю. Прежде чем он успевает что-то сказать – если вообще собирается что-либо говорить, – я направляюсь к выходу через приемную. Хватаю первого же попавшегося детектива – того молодого, который сегодня утром приносил Престеру кофе – и спрашиваю, где Сэм Кейд. Он отвечает, что Кейд ушел с одной из поисковых команд, и я заявляю, что мне нужно, чтобы кто-нибудь подвез меня туда. Судя по выражению его лица, он намеревается ответить, что здесь не служба такси.

– Я подброшу ее, – произносит голос за моей спиной, и, обернувшись, я вижу Лэнсела Грэма. Сейчас он не в форме, а в светлой фланелевой рубашке, потертых старых джинсах и туристских ботинках. Густую светлую щетину на подбородке Лэнс не брил как минимум сутки. Сейчас он выглядит как мужик на рекламе «Путешествуйте по Скандинавии». – Я все равно собирался поехать туда и присоединиться к ним. Извините, Гвен, я отвозил своих парней в горы, на природу, и вернулся, как только услышал про ваших детей. С вами всё в порядке?

Я сглатываю и киваю, неожиданно ощутив себя сломленной его сочувствием, тем, как он смотрит на меня. Доброта – тяжкое испытание.

Полицейский, который вовсе не смотрит на меня, как будто я могу заразить его родством с маньяком, похоже, втайне выдыхает с облегчением.

– Да, – говорит он Грэму. – Будьте так любезны.