Девушка с татуировкой дракона - Стиг Ларссон (2015)

– У него есть еще и недвижимость в Сандхамне. Бывший сарай, тридцать квадратных метров, переоборудован под жилой домик; расположен прямо у воды, в самой привлекательной части города. Домик, по всей видимости, в сороковых годах купил дядя, один из братьев отца – тогда простые смертные еще могли себе это позволить, – а потом по наследству достался Блумквисту. Они договорились, что квартиру родителей на Лилла Эссинген получит сестра, а Микаэлю Блумквисту достанется домик. Не знаю, сколько он сегодня может стоить – скорее всего, несколько миллионов, – но, с другой стороны, вряд ли Блумквист собирается его продавать: он бывает там довольно часто.

– А каковы его доходы?

– Он – совладелец «Миллениума», но вместо зарплаты получает около двенадцати тысяч в месяц. Остальное зарабатывает как фрилансер; суммы, конечно, варьируются. Максимальный доход был зафиксирован три года назад, когда его нанимали разные газеты и журналы, тогда ему удалось заработать почти четыреста пятьдесят тысяч. В прошлом году он заработал гораздо меньше – всего сто двадцать тысяч.

– Но сейчас ему придется выложить сто пятьдесят тысяч за моральный ущерб и, кроме того, оплатить услуги адвоката и прочие издержки, – заметил Фруде. – Это будет кругленькая сумма. А пока он будет отбывать наказание, вообще лишится всех доходов.

– Да, в конце концов он останется без гроша, – подытожила Саландер.

– А вообще, он честный человек? – спросил Дирк Фруде.

– Репутация, так сказать, его главный капитал. Он заработал себе имидж блюстителя морали в мире бизнеса – его очень часто приглашают как эксперта на разные телепрограммы.

– После сегодняшнего приговора от этого капитала, скорее всего, мало что останется, – задумчиво произнес адвокат.

– Конечно, не мне судить, какие качества больше всего ценятся в журналистской среде, но после такого прокола «супердетектив Блумквист» наверняка не скоро получит Большую журналистскую премию. Он, конечно, здорово подставился, – трезво констатировала Саландер. – Если, конечно, вас интересуют мои личные соображения…

Арманский просто оторопел. За те годы, что Лисбет Саландер работала с ним, она никогда не высказывала личных соображений по поводу чего бы то ни было. Ее интересовали только голые факты, и ни капли сверх того.

– Мне, кстати, никто не поручал вникнуть в дело Веннерстрёма. Но я следила за процессом и должна признаться, что он меня буквально потряс. Мне кажется, тут явно какая-то чертовщина. Не в духе Микаэля Блумквиста публиковать компромат, не вооружившись фактами; это все равно что сунуться в воду, не зная броду…

Саландер почесала шею. Фруде терпеливо ждал продолжения ее монолога. Арманский никак не мог взять в толк: неужели Саландер действительно сомневается в том, продолжать ли ей и что именно говорить. Он не верил своим глазам и ушам. Та Саландер, которую он знал, никогда ни в чем не сомневалась. Наконец она набралась смелости:

– Между нами говоря, не для протокола… Я не изучала дело Веннерстрёма, но мне кажется, что Калле Блумквиста… ой, простите, Микаэля Блумквиста здорово подставили. Я уверена, что вся эта история не имеет никакого отношения к тому, о чем шла речь на суде и за что его осудили.

Теперь уже Дирк Фруде заерзал в кресле. Он буквально впился взглядом в Лисбет, а Арманский отметил, что впервые за эту встречу заказчик проявил к Лисбет не просто вежливый интерес. До него наконец дошло, что дело Веннерстрёма представляет для Фруде явный интерес.

«А впрочем, Фруде среагировал, только когда Саландер намекнула, что Блумквиста подставили», – подумал Арманский.

– Не могли бы выражаться более определенно? – оживился Фруде.

– У меня нет никаких доказательств, и в то же время я почти уверена, что его обвели вокруг пальца.

– Но почему вы так думаете?