Девушка с татуировкой дракона - Стиг Ларссон (2015)

– Остались некоторые подробности его личной жизни. В восемьдесят шестом году Блумквист женился на Монике Абрахамссон, и в том же году у них родилась дочь Пернилла. Сейчас ей шестнадцать лет. Брак скоро распался – супруги развелись в девяносто первом. Абрахамссон снова вышла замуж, но они по-прежнему сохраняют приятельские отношения. Дочь осталась с матерью и встречается с отцом не слишком часто.

На этом месте Фруде попросил долить ему кофе из термоса и снова обратился к Саландер:

– В начале нашего разговора вы заметили, что у всех людей есть тайны. Удалось ли вам их раздобыть?

– Видите ли, у всех людей есть эпизоды, которые относятся к личной сфере, и их не следует выставлять напоказ. Микаэль Блумквист явно не обделен вниманием представительниц женского пола. У него были и серьезные романы, и масса мимолетных связей. Короче говоря, он ведет активную сексуальную жизнь. Однако уже на протяжении многих лет в его жизни периодически возникает одна и та же женщина, и у них весьма эксцентричные отношения.

– Как это понять?

– У него сексуальные отношения с Эрикой Бергер, главным редактором издательства «Миллениум». Она аристократического происхождения; мама – шведка, папа – бельгиец, живущий в Швеции. Бергер и Блумквист знают друг друга со студенческих времен по Высшей школе журналистики… С тех самых пор они то вместе, то врозь.

– Ну и что тут необычного? – поинтересовался Фруде.

– Дело в том, что Эрика Бергер замужем за художником Грегером Бекманом. Он разукрасил общественные здания множеством кошмарных картин и считает себя звездой первой величины.

– То есть она изменяет ему с Блумквистом.

– Нет-нет. Бекман в курсе их отношений. Это ménage à trois[31], и всех троих такая ситуация вполне устраивает. Иногда Эрика проводит ночи с Блумквистом, иногда – с мужем. Как конкретно у них там все складывается, я точно не знаю. Но, похоже, именно по этой причине и распался брак Блумквиста с Абрахамссон.

Глава 3

Пятница, 20 декабря – суббота, 21 декабря

Эрика Бергер удивленно вскинула брови, когда ближе к концу рабочего дня в редакции возник основательно продрогший Микаэль Блумквист. Редакция «Миллениума» располагалась прямо в самой середине Гётгатан, на офисном этаже, над помещениями «Гринписа». С «Миллениума» явно требовали завышенную арендную плату, но Эрика, Микаэль и Кристер все-таки дружно держались за этот офис.

Эрика взглянула на часы. Еще только десять минут шестого, а тьма уже давно укутала Стокгольм. Она ждала Микаэля ближе к обеду.

– Прости, – произнес он, прежде чем она успела что-либо сказать. – Меня настолько потряс этот суд, что мне не хотелось ни с кем разговаривать. Я долго бесцельно шатался и обо всем размышлял.

– Я услышала решение суда по радио. Звонила «Та, с канала ТВ‑4»; ей хотелось, чтобы я прокомментировала эти события.

– А ты что сказала?

– Как мы и договаривались! Я сказала, что нам надо сперва ознакомиться с текстом приговора, а уж потом мы сможем высказываться. То есть я ничего не сказала. Но все же настаиваю: это порочная стратегия. Мы будем выглядеть как проигравшая сторона и потеряем поддержку в прессе. А ты наверняка попадешь в вечерние сводки телевизионных новостей…

Блумквист кивнул. У него был потерянный вид.

– Ну и как ты себя чувствуешь?

Микаэль пожал плечами и опустился в свое любимое кресло, у окна, в кабинете Эрики. Ее кабинет выглядел по-спартански аскетично: письменный стол, вместительные книжные стеллажи и практичная офисная мебель. Все покупалось в магазине «ИКЕА», за исключением двух комфортабельных экстравагантных кресел и столика у стены. («Они соответствуют моему воспитанию», – обычно шутила Эрика.) Часто она читала, сидя в кресле и поджав под себя ноги.

Микаэль посмотрел вниз, на Гётгатан, – в темноте маячили силуэты прохожих. Рождественский ажиотаж набирал обороты.