Инферно - Дэн Браун (2018)

Когда «С-130» заходил на посадку в стамбульском аэропорту имени Ататюрка, в ночном небе над городской суетой собирались грозовые тучи. Роберт Лэнгдон сидел в кабине пилотов на откидном месте позади летчиков и радовался возможности провести остаток полета, глядя на мир через стекло.

Немного поев и поспав около часа в хвостовой части самолета, он сумел наконец отдохнуть и теперь чувствовал прилив бодрости.

Справа он видел огни Стамбула – изогнутого в форме рога полуострова, уходящего в темноту Мраморного моря. Здесь располагалась его европейская часть, отделенная от азиатской темной и извилистой лентой.

Пролив Босфор.

Сверху Босфор походил на широкую открытую рану, которая рассекала Стамбул надвое. Но Лэнгдон знал, что пролив был источником жизненной силы для торговли. Он не только дарил городу две береговые линии вместо привычной одной, но и обеспечивал проход из Средиземного моря в Черное, превращая Стамбул в пограничную станцию между двумя мирами.

Самолет продолжал снижаться сквозь полосу тумана, и Лэнгдон пристально вглядывался в лежавший внизу город, стараясь отыскать массивное здание, ради которого они сюда прилетели.

Место захоронения Энрико Дандоло.

Как выяснилось, вероломный дож Венеции Энрико Дандоло не был похоронен на родине. Его останки были преданы земле в сердце цитадели, которую он завоевал в 1202 году… и вокруг которой раскинулся сам город. Как и полагается, Дандоло нашел последнее упокоение в самой знаменитой усыпальнице завоеванного им города – здании, которое и по сей день является жемчужиной всего региона.

Айя-София.

До 1204 года Айя-София, построенная в 360 году, была патриаршим православным собором, а после Четвертого крестового похода и завоевания Константинополя Энрико Дандоло превратил ее в католический храм. В пятнадцатом веке после захвата города турками-османами под предводительством султана Мехмеда эль-Фатиха, собор был обращен в мечеть и служил молельным домом для мусульман до 1935 года, после чего по декрету Ататюрка стал музеем.

Мусейон в убранстве злата мудрости святой, подумал Лэнгдон.

На украшение Айя-Софии не только пошло больше золота, чем даже на собор Святого Марка, но и само имя «Айя-София» в переводе с греческого означало «Премудрость Божия».

Представив себе массивное здание, Лэнгдон не мог вообразить, что где-то под ним есть темное озеро, в водах которого медленно растворяется пластиковый контейнер, готовый вот-вот заразить воду смертельным вирусом.

Он молился, чтобы они успели.

– Нижние ярусы здания затоплены, – взволнованно сообщила ему Сински пару часов назад и пригласила проследовать за собой в рабочий отсек. – Вы не поверите, что мы только что выяснили. Вы когда-нибудь слышали о режиссере-документалисте Гёкселе Гюленсое?

Лэнгдон покачал головой.

– Я искала информацию по Айя-Софии, – объяснила Сински, – и наткнулась на документальный фильм об этом соборе, снятый Гюленсоем несколько лет назад.

– Об Айя-Софии снято несколько десятков документальных фильмов.

– Да, – согласилась Элизабет, входя в рабочий отсек, – но не таких. – Она включила ноутбук и повернула к нему экраном. – Читайте сами.

Лэнгдон сел и увидел на экране статью, которая представляла собой выдержки из разных новостных изданий, в том числе ежедневной газеты «Хюрриет дейли ньюс», в которых обсуждался новый фильм Гюленсоя «В глубинах Айя-Софии».

Профессор сразу понял, что именно так взволновало Сински. Уже первые слова заставили его удивленно взглянуть на нее. Погружение с аквалангом?

– Да-да, – сказала Элизабет, – просто прочтите.

Лэнгдон так и сделал.

Погружение с аквалангом под Айя-Софию

Режиссер-документалист Гёксель Гюленсой со своей командой исследователей-аквалангистов обнаружили затопленные помещения на глубине в несколько сот футов под храмовым сооружением Стамбула, которое пользуется особой популярностью среди туристов.