Инферно - Дэн Браун (2018)

С проспекта Кеннеди открывался потрясающий вид на море, а сам проспект пролегал через живописные рощи и старинные сады, тянулся мимо пристани Йеникапы, затем опоясывал городские кварталы вдоль пролива Босфор и устремлялся на север, огибая Золотой Рог. Там, высоко над городом, стояла османская твердыня – дворец Топкапы. Дворец был излюбленным местом туристов, приходивших сюда полюбоваться изумительным видом на Босфор и уникальной коллекцией османских сокровищ, включавших плащ и кинжал, которые, согласно преданию, принадлежали самому пророку Мухаммеду.

Но так далеко мы не поедем, подумал Лэнгдон, зная, что их пункт назначения – Айя-София – находился в центре города и до него оставалось проехать совсем немного.

Свернув с проспекта Кеннеди, фургон влился в плотный поток машин густонаселенного города, чьи улицы заполняли толпы людей, невольно возвращая Лэнгдона к проблемам, которые не раз поднимались в течение дня.

Перенаселение.

Чума.

Извращенные чаяния Зобриста.

Хотя Лэнгдону было известно, с какой целью прибыла в Стамбул команда СНР, он только сейчас начал полностью осознавать происходящее. Мы направляемся в самый эпицентр. Представив растворяющийся в воде пластиковый пакет с желтовато-коричневой жидкостью, он спрашивал себя, как его угораздило попасть в такой переплет.

Сюда, в Стамбул, его привело странное стихотворение, которое они с Сиенной обнаружили на обратной стороне посмертной маски Данте. Именно Лэнгдон указал команде СНР Айя-Софию в качестве цели. И он знал, что на месте поиски продолжатся.

И, преклонив затем колена в мусейоне,

В убранстве злата мудрости святой

Прильнет к земле, чтобы услышать

Журчанье капель в гулкой тишине.

Затем проследует в затопленный дворец,

Где в темноте хтонический таится зверь

Под водами кровавыми лагуны,

Которые вовек не отражают звезд.

Лэнгдон вновь с тревогой подумал о том, что последняя песня «Ада» Данте заканчивалась почти такой же сценой: спускаясь все ниже и ниже в преисподнюю, Данте и Виргилий добираются до нижней точки ада. Не зная, как оттуда выбраться, они слышат журчанье воды под ногами, пробираются, следуя его звуку, через трещины и расщелины… и, наконец, покидают пределы преисподней.

Данте писал: «Одно есть место: трудно б очень было его найти, когда бы ручейка журчание его нам не открыло… В том месте, где ручей бежал, была с расселиной наклонною скала… Скользили мы без отдыха над бездной, и наконец над нами в вышине сверкнул небес прекрасный купол звездный, и снова улыбнулись звезды мне».

Не вызывало сомнения, что на написание собственного стихотворения Зобриста вдохновили эти строфы Данте, но у него все оказалось перевернутым с ног на голову. Лэнгдон и его спутники тоже пойдут по звуку журчащей воды, но, в отличие от Данте, не для того, чтобы выбраться из ада, а, наоборот, чтобы оказаться в самом его сердце.

Видя, как фургон с трудом пробирается по сужавшимся в густонаселенных районах улицам, Лэнгдон начал понимать, какой извращенной логикой руководствовался Зобрист, выбирая центр Стамбула для эпицентра эпидемии.

Здесь Восток встречается с Западом.

Перекресток мира.

Много раз в своей истории Стамбул становился жертвой смертельных эпидемий, которые уносили жизни бесчисленного множества горожан. Не случайно уже на последнем этапе эпидемии «черной смерти» в империи его назвали «цитаделью чумы», поскольку каждый день в городе погибало более десяти тысяч жителей. На нескольких знаменитых полотнах времен Османской империи изображено, как отчаявшиеся горожане роют общие могилы для гор трупов, – теперь в этом месте, в центре Стамбула, находится площадь Таксим.

Лэнгдон надеялся, что Карл Маркс ошибался, когда писал, что история повторяется дважды.