Я не Монте-Кристо - Тала Тоцка (2020)

— Послушай меня, Сальма, — он не стал лезть с объятиями, просто положил руку ей на талию, — тебе решать, кому из нас верить. Но елагинский главный эсбэшник разве что над нами на вертолете не летает. Если они упустят этот тендер, компания Елагина улетит в трубу, Семаргин сейчас землю носом роет, ищет как нас вытеснить, ты не думала, что твой Елагин просто нашел самый простой способ — охмурить тебя, а потом вышибить с тендера?

«Он предложил сам отдать компанию, если я рожу ему ребенка…»

Но сказанное Вадимом все же сбило Саломию с толку. А почему нет? Вдруг Вадик прав, и все это лишь очередная игра талантливого актера, ведь она уже однажды поверила в его лживые заверения в любви… И тут же перед мысленным взором возникали глаза, полные такой боли, которую невозможно подделать, он ведь мог потом сожалеть о том, что сделал, сожалеть о ней и потерянном ребенке, мог?.. И его тяга к Даньке, разве ТАК играют?..

Саломия совсем запуталась. Вадим еще что-то говорил, очень жарко и пламенно, наверное, о своей любви к ней, а она даже не слушала. Его любовь была давно и надежно закреплена долевым участием в бизнесе, поэтому Саломия могла себе позволить не слишком скорбеть о его разбитом сердце. Между любовью и тревогой за собственное благополучие она ставила соотношение примерно как тридцать к семидесяти. Или периодически даже двадцать к восьмидесяти.

«А мог бы Вадим вот так как Никита предложить ей все в обмен на еще даже нерожденного ребенка? И на право видеть не своего, чужого?» — вдруг подумалось ей. Саломия с сочувствием посмотрела на Вадима и установила соотношение как пятнадцать к восьмидесяти пяти.

Подошла к зеркалу и приложила повязку. В ней она напоминала себе восточную принцессу — повязка полностью закрывала нижнюю часть лица подобно вуали, очень удобно было прятать эмоции при разговоре с собеседником, но сейчас ее глаза горели таким огнем, что вряд ли ей удалось бы кого-то обмануть.

Она согласится на предложение Никиты, она уже согласилась, но играть он будет по ее правилам. Саломия сказала правду, она давно решила для себя, что ни один мужчина больше не займет место рядом с ней, и никого она не назовет своим мужем. Не зря Никита столько раз заставлял повторять ее, что она только его, его и ничья больше. Так и есть. Но возможность получить еще одного ребенка от своего единственного мужчины она ни за что не упустит. И если нужно будет, она этого ребенка украдет.

Никита с удовольствием зарывался ногами в еще не остывший песок и задумчиво смотрел на разметавшиеся по небу облака, освещенные из-за горизонта уже спрятавшимся там солнцем и причудливо раскрашенные в розовые, серые, голубые и желтые тона. Закат на Мальдивах всегда прекрасен и всегда не похож сам на себя, словно неутомимый художник каждый раз достает новый холст и рисует его заново.

Саломия… Снова привычно кольнуло, как только он подумал о красках и холсте, интересно, она когда-то пройдет, эта боль? Да, время притупило ее, уже не раздирало до крови, обнажая вены и нервы, но сказать, что эта боль была легче… Как раз кстати всплыли в памяти знакомые строки: «Боль это боль, как ее ты не назови. Это страх, там где страх, места нет любви».*

Вот и в сердце Никиты больше не осталось места для любви, по крайней мере, он был в этом уверен, из-за страха не удержать, не суметь, не потерять. Так каким образом туда просочился малыш Даниэль? Наверное, именно потому, что такой мелкий и худосочный. Никита улыбнулся при одном только воспоминании о мальчике, а потом понял, что хоть мальчишка и мелкий, но он сумел подвинуть его боль в дальний угол, а сам расположился по центру, заняв собой все мысли Елагина. А потом Никита подумал о Сальме.

Странное дело, воспоминия о ней были размыты, неясны, призрачны, будто она сама бестелесный призрак. Никита закрывал глаза и пытался представить ее, но почему-то перед глазами упорно вставала его Саломия, как он не сопротивлялся.